Наталия Миронина - Босиком по краю моря [litres]

– Слушай, я проголодалась…

– Давай поедем поесть куда-нибудь, – тут же с готовностью откликнулся Суржиков.

– Нет! В доме все есть, и мы пойдем на берег моря.

– Куда?

– На берег. Знаешь, там здорово сейчас – не очень холодно, но ветер, волны, ураган, буря и все такое. А мы с тобой уютно, тепло одеты, сидим в безопасности и что-нибудь едим.

– Как скажешь! Если хочешь на берег – пойдем туда. Что-то в этом есть…

Пчелинцева посмотрела на Суржикова и вытянула губы трубочкой.

– Что это ты рожи строишь? – поинтересовался он.

– Не умеешь ты врать. И это хорошо.

– Почему – врать?! Я и вправду с удовольствием на берегу посижу.

– Да? Ну ладно!

Женя выскочила из постели и помчалась собирать ужин.

Они вышли из дома, и на них обрушился ветер. Он действительно был шквалистым и теплым. Суржиков вспомнил, что день был знойным, поэтому ночь еще не успела растерять накопленное тепло.

– Ну, на самом берегу будет прохладней, – пообещала Женя.

Дошли они быстро – дорожка освещалась, и контрастом с этим светом был мрак берега. Еле различался блеск волн и стоял шум.

– Так, давай здесь устроимся, – скомандовала Женя, опускаясь на плоский валун. Таких огромных камней на берегу было немного.

– Отлично – и стол, и стул.

– Да. – Она ловко развернула салфетку, пошарила в песке, нашла мелкие камешки и придавила ими салфетку. Все остальное не улетит – оно в коробочках. – Давай есть!

– Давай! – Суржиков выудил большой бутерброд и протянул его Жене.

– Нет, это тебе, я буду яблоко и сыр. А в термос я налила кофе.

Суржиков не стал спорить, он откусил бутерброд и посмотрел по сторонам. «Не видно ни зги. Идея в духе Пчелинцевой», – подумал он, а вслух спросил:

– Ты всегда была такой боевой? Или как-то с течением времени характер переменился? С возрастом?

– Всегда, – не удивилась вопросу Женя, – с детства была такой. Куклы, платья, заколки – это все не мое. А вот перо воронье в волосы и залезть на дерево – самое милое дело. Золушка, Дюймовочка, Царевна-лебедь – не мои героини. Мама мне рассказывала, да я и сама помню, когда показывали этот знаменитый сериал бразильский и все девчонки изображали безответную милую главную героиню, моим кумиром была злая тетка, которая всех преследовала и наказывала. Я однажды маму и папу связала, пока они какую-то передачу смотрели. Старательно так. Папиными галстуками. Вроде как в рабство их угоняю.

Суржиков рассмеялся:

– Господи, как же это на тебя похоже…

– И не говори. Ничуть с той поры не изменилась, – согласилась Пчелинцева.

– Знаешь, если честно, здесь холодно, темно, песок засыпал всю еду, и он теперь хрустит на зубах. Но мне сейчас хорошо – я понимаю тебя, я люблю тебя такой, какая ты есть. И я очень не хочу тебя потерять.

– Почему?

– Что – почему? – удивился Суржиков. – Почему песок хрустит?

– Брось, я сейчас серьезно, – покачала головой Женя, – почему боишься потерять?

– А почему люблю – не интересно?

– Я знаю, почему любишь. Потому что я красивая, добрая, умная, отличная хозяйка и прекрасный профессионал, – с нарочито важным видом сказала Женя.

– Именно поэтому и боюсь потерять такое сокровище.

– Глупости. Таких – полно! Оглянись – все женщины такие. Или почти все.

– Не знаю. Не встречал таких, как ты.

– Конечно, спасибо, но все же? Почему потерять боишься?

Суржиков задумался – что он почувствует, если Пчелинцева исчезнет из его жизни? «Я даже не знаю. Мне плохо будет. Сначала. Наверное, долго плохо будет, – думал он. – Господи, зачем я это сказал?! Она сейчас к каждому слову прицепится. Женька же дотошная. И очень красивая. И сексуальная. Вообще мне повезло, что так все получилось – что она пришла на мой курс».

Суржиков пробыл в Дивноморске четыре дня. Он бы остался еще на пару, но в университете его ждали дела. Хотя было лето и многие преподаватели ушли в отпуск, Суржиков работал.

– Может, ты все же останешься? Ну, хоть на неделю еще? – просила Женя и добавляла: – Я тоже возьму несколько дней – у меня от отпуска осталось.

– Я бы с удовольствием, но… – разводил руками Вадим.

– Что ж… – Женя надувала губы. Сейчас ее поведение совершенно изменилось. Пока она сидела на работе, Суржиков встречался в Дивноморске со своими знакомыми. Женя неожиданно для себя, страшно ревнуя его, звонила каждые полчаса.

– Ты где? С кем? Да? А когда будешь дома? – допытывалась она и тут же советовала: – Не мотайся по городу, поезжай домой. На море сходи.

Потом, вспомнив, что на море множество ослепительных загорелых девиц, поправлялась:

– Нет, на море вместе сходим, вечером. Ты просто отдохни, книжки почитай. Все же какой-то отдых.

Суржиков удивлялся и радовался таким переменам, он старался не вспоминать, каким был дураком, когда ревновал Женю к своему другу Боярову. Тем более что Олег был занят исключительно работой – приближалась осень, а с ней и премьера их проекта. Вадим видел, что друг не может ни о чем другом думать и его отношения с Пчелинцевой – это дружба соратников. Суржикова успокоили наблюдения, только ему в голову не пришло, что для Жени отношения с мужчиной – это в первую очередь дружба. Такие, как она, влюбляются в ум и энергию. Впрочем, эти знания не были нужны сейчас Вадиму, поведение Пчелинцевой было понятно, а ее влюбленность – очевидна.

На Южном вокзале Дивноморска они расстались, как пылкие влюбленные – с объятиями и долгими поцелуями.

Осень пришла в октябре. В сентябре стояла жара, свойственная тропическим широтам. Градусник показывал плюс тридцать пять, с моря не было ни дуновения, а ночами гремели сухие грозы. Воздух пах раскаленными соснами. Отдыхающих в городе и на побережье уже не было – сезон отпусков заканчивался и начался учебный год.

Пчелинцева пропадала в Агентстве – иногда она даже ночевала на большом диване, который недавно поставили ей в кабинет. Помнится, она с удивлением спросила начальницу общего отдела, а попросту администратора, Беллу Сергеевну Севостьянову:

– Господи, зачем такой монстр в моей «каминной»?

– Бояров распорядился, – без всякого намека ответила Севостьянова, – он сказал, что уезжать с работы в два часа ночи и приезжать в девять – смысла нет. Уж лучше тогда оставаться ночевать здесь.

– Логично, – согласилась Женя, – тем более что у меня есть шкаф для одежды и белья, а на третьем этаже прекрасные душевые. Все хотела спросить, откуда они там?

– Из «тех» времен, – загадочно ответила Белла Сергеевна.

С диваном стало намного удобнее. Женя развесила в шкафу пару деловых платьев, запаслась полотенцем, шампунем. И хотя ее дом находился не так далеко, экономия времени и сил была очевидной.

Занятость и общая нервная обстановка не мешали ей звонить Суржикову. Более того, она вдруг прониклась прелестью обычного письма. Раз в неделю она ручкой на бумаге с удовольствием описывала все, что происходило в ее жизни и отправляла все заказным письмом. Суржиков в Москве крайне удивился, получив такую депешу, но потом привык и ждал Жениных посланий с нетерпением. Казалось, такой пустяк, «вчерашний день», но было приятно распечатать конверт и читать написанное неровным почерком. В новостях, пересылаемых таким образом, было что-то очень интригующее. Казалось, что каждое письмо – это еще одна серия захватывающего сериала.