Сьюзен Виггз - Книжный магазин «Бюро находок» [litres]

Книга была постоянным бестселлером в магазине; размышления о том, как жить в радости даже в самом конце жизни. Даже когда медицинские вмешательства выбили тебя из сил.

– И ты находишь ее чудесной? Как так?

– Потому что она честная. Иногда я понимаю, что происходит со мной.

Она села на край шезлонга и положила руки на одеяло.

– Ох, дедуля. Ты… ты боишься?

Он призадумался.

– Боюсь иногда, когда путаница слишком интенсивная и я не понимаю, что реально, а что нет.

– Мне жаль. Как мне помочь тебе?

– Будь здесь, рядом со мной в этом мире – это та помощь, которая мне нужна. – Он обвел руками сад. Это место, где он играл маленьким ребенком. Место, где он жил с Блайз и мастерил качели для Натали, когда она была маленькой девочкой. Где он обычно сидел, держась за руки с Мэй Лин. А теперь он проводит здесь время наедине с книгой и осенним солнцем. Он положил свою руку на ее.

– Ты помогаешь.

– Я бы хотела сделать больше. Вот, смотри. – Она взяла коробку и открыла ее. – Отсканированные копии вернулись, – показала Натали. – Я подумала, что мы могли бы почитать историю Коллин вместе.

– Я бы очень хотел этого, – обрадовался он. – Правда, читать придется тебе. Мне сложно расшифровывать чей-то подчерк.

– И мне тоже, – сказала она. – Но я попробую. Архивариус сложил все в хронологическом порядке.

Он откинулся назад в плетеном кресле. Тогда давай начнем.

Меня зовут Коллин О`Рурк. Мне пятнадцать лет, и я совершенно одна в этом мире. Это хроника моей жизни. В марте этого года, года 1887 от рождества Христова, мама потеряла еще одного ребенка после Майклмаса, и Деклан принес свои клятвы, а отец пришел домой после своих канатных работ с плохими новостями. У него больше не было работы. На нас надвигался большой голод. Мы приняли решение, что поедем в Америку, – папа и мама, и двое малышей, Тристан и Лиам. У братства папы Клан на Гаэль была группа в Сан-Франциско, которая называлась Рыцари Красной Ветки. Это наш пункт назначения.

Нам рассказывали сказки, что это страна молока и меда, но быстро выяснилось, что все это ерунда.

Благодаря тому, что папа был палубным матросом, он нанялся работать за проезд в Нью- Йорк на Мэри Дэа, и мы пересекли океан, что, конечно, было незаконным.

Мы ушли далеко в море, когда лихорадка забрала их всех. Мама сделала последний вдох в воскресенье. Из-за инфекции умерших сбрасывали в море, жестокое дело. Это повторялось изо дня в день. В пелене тумана она была выброшена за борт, как мешок с балластом, погрузившись в серо-зеленые гребни волн, которые бушевали, как ветер на ячменном поле.

Когда мальчики заболели и умерли, у меня уже не хватало сил, чтобы злиться на судьбу. Отец то впадал в лихорадочные сны, то выходил из них, и в конце концов он посмотрел на меня, назвал по имени и сказал, что я – сокровище, и пусть мир будет добр ко мне. И когда ревущий океан поглотил его, я была не просто сломлена изнутри, но и опустошена, словно из меня все вычерпали, оставив пустой сосуд.

И действительно, когда я стояла у судового поручня, появилась мысль, что я могу последовать за ними в мир иной, в рай, обещанный в нашем катехизисе. Прыжок в ледяную глубь, короткое и жесткое второе крещение, за которым последует благословенное помилование.

В тот момент огромная пустота предлагала больше счастья и утешения, чем перспектива остаться одной в странном новом мире. Я не могу описать горе, которое разрывало мою сущность, моя дорогая семья ушла навсегда. Больше никогда я не почувствую, как мамина рука гладит мою щеку, и не услышу, как отец насвистывает сквозь зубы, затачивая резец для работы. Никогда не услышу, как ссорятся и смеются мальчики.

В городе Нью-Йорке добрый самаритянин довел меня до железнодорожной станции с билетами, купленными Красной Веткой. Путешествие по этой огромной и пугающей стране продлилось больше восьмидесяти дней. На борту мне повезло познакомиться с мисс Джози Мендоза, которая держала пансионат с меблированными комнатами в городе Сан-Франциско. Так как она не умела хорошо читать и писать, она попросила помочь ей с бумагами и с чтением ежедневных новостей.

Люди удивляются, почему я, рожденная в хибаре, придя на свет без единой молитвы, смогла научиться читать, писать и хорошо рисовать. Этим я обязана семейству Вентворт. Их дочь Аннабелль была болезненной и постоянно требовала моего присутствия, и они потакали всем ее прихотям. Рядом с Аннабелль я научилась читать и писать, рисовать и играть на пианино. Мне дозволялись любые прихоти – кроме, естественно, привилегии иметь семейные материальные блага.

Мама подозрительно относилась к разрешению изучать что-то выше положенного моему статусу, но жена эсквайра уверила ее, что я исправно делаю свою работу, относясь по-дружески к больной девочке, которая отчаянно нуждается в общении. Когда мама разрешила это, я считала это благословением свыше.

Учитель был чудом и ничем больше в моих глазах. Прислуга шепталась, что М. Хуго был уволен с должности в королевской семье в Бельгии, потому что он был виноват в чем-то, что называли «французским пороком», и он был отправлен на запад Ирландии в ссылку.

У него был необычайный дар, и благодаря ему я научилась читать великие книги тех лет и красиво писать. Но самым великим даром, преподнесенным им, стало рисование. Он учился в Королевской Академии Изящных искусств и поделился своими знаниями со мной.

Я освоила принципы рисунка и композиции, но во всем остальном я обязана окружающему миру. Каждую свободную минуту я практиковалась. Я рисовала природу, листья и ягоды, прибрежные травы, орешки и длинные листья папоротника. Я рисовала кроншнепа, сидящего на краю пирса, и баклана с крыльями, распахнутыми навстречу бризу.

Рисование – это возможность ощутить, как мир обретает смысл под моей рукой. Я разговариваю с помощью своих рисунков и иногда открываю собственные чувства, которые были спрятаны внутри.

В итоге я рассказала мисс Джози о своих планах найти дорогу до церкви и попросить помощи.

Она рассмеялась громким и нахальным смехом и рассказала, как церковь может спасти мою бессмертную душу, но все, что мне нужно, это лишь набить живот и иметь место, где можно склонить голову.

Натали сделала паузу, чтобы ей и дедушке взглянуть на работы молодой девушки.

– Коллин была замечательной, – сказала Натали. – Ее письмо и рисунки. Это удивительно.