Юрий Мамлеев - Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы

— Кто это? — спросила мысленно у ближайшего к ней человека.

— Наш властелин, — был ответ.

«Властелин этого края», — отозвалось в уме.

Его раскинутые руки цепко, по-мертвому, держали, словно в объятиях, эту землю.

— Любовь искала, Вечную Любовь! Нашла труп! — беззвучно прошептала Элизабет. И по мере движения к трупу она стала каменеть и останавливаться. Шаги ее становились все тяжелее и тяжелее. Она с трудом повернула голову и увидела, что почти все люди в поле ее зрения остановились и тоже стали каменеть. Другие двигались, но все медленней и медленней…

Элизабет остановилась. Вдруг стала каменеть ее еще живая, пусть из тонкой материи, утроба, ей родная утроба, которую она раньше нежила по ночам. И постепенно все стало автоматическим, даже поцелуи детей или тайный секс.

Но все-таки! У нее было в молодости живое, трепетное тело, и она могла делать с этим телом все, что она хотела. Все было в ее власти. Что же будет теперь?

Вдруг стали каменеть ее нежные щеки; затвердели, как Смерть, и постепенно она превращалась в статую, оставалось еще, правда, личико. Начиналась новая, каменная жизнь. И все существа вокруг, а их было бесчисленное множество, превращались в статуи, замирая перед раскинувшимся вдали Трупом. И последними каменели глаза. Но — о чудо! У Элизабет глаза, только одни глаза, оставались живыми. Все каменело: лицо, губы, руки, но глаза оставались прежними — непомеркнувшими. Может быть, потому что она все еще ожидала Вечной Любви. И глаза статуи, называвшей себя Элизабет, истерически блуждали, останавливаясь то на Трупе, то на окаменевших фигурах вокруг. Мгновенно она вспомнила, как в молодости (там, на Земле) любила гладить свои колени и ноги, наслаждаться своей нежной кожей, млеть в теплой ванне. Вспомнила, как она вздрагивала всем телом от малейшего внезапного звука, боясь за себя, пронзенная до последней клеточки собственным существованием. Правда, потом все это ушло, задавили заботы, хлопоты.

Труп не шевелился, но она (точнее, ее глаза) увидела, как пространство между статуей стали заполнять многочисленные существа, бывшие люди, тихие, незаметные, поникшие, небольшой, но причудливой формы. Вокруг Элизабет мелькали тела униженных чудовищ. Перед ней возникало шарообразное тело, увитое бедовой паутиной, потом — змеевидные твари, бессмысленно извивающиеся. Эта юркая жизнь непонятных людей так и увивалась вокруг неподвижных фигур, статуй, чьи очертания навевали мысль о прошлой земной форме людей. Сиреневый туман восходил к небесам. А труп, сам неподвижный, вдруг стал отдаляться, словно сама земля под ним задвигалась…

И, наконец, Элизабет увидела тень торжествующего демона этих миров. Огромная, она появилась на небе, заслоняя, затемняя выход к далеким звездам.

Вихрь пролетел по земле, и каким-то своим существом демон этого мира приблизился к Трупу. Словно холодный эротизм Люцифера коснулся тела Трупа, и он содрогнулся. Зашевелились его огромные крылья-уши. Но Труп не взлетел, только судорога ледяного наслаждения прошла по телу.

Дьявол с ликующим криком бессмертия уходил все дальше и дальше, в глубину этого неба — в кровавую бездну этой обители, даже в то небо, где оно уже начинало сливаться с нашим, безмятежно-голубым. И демон стал впитывать в себя эту человеческую кровь, превращенную в энергию ада, багровый отблеск, который озарял этот мир.

И вдруг с неба в зареве адской энергии на эту землю стали падать капли, их было совсем немного, сгустки огненной спермы Дьявола, Князя этого мира. Лед его прикосновения превратился в огонь. Юркие существа сразу превратились в свою Антитень. Элизабет же охватило безумие. Ее глаза, закованные в камень, блуждали, следя за этими огненными вспышками. Все ее существо выражало одно: вобрать в себя эту могучую огненную влагу, расплавить ею камни — одни камни, камни в ее душе, в сердце — и выйти из статуи с гортанным криком ликующей дьяволицы: демоны и высшие силы не замечают ничтожных душ.

Ее челюсти оставались неподвижными, несмотря на отчаянные усилия, она не могла разомкнуть их, чтобы налакаться, лизнуть хотя бы атом этой спермы, той странной субстанции мрака, которая дает тварям черное бессмертие. Но все было напрасным: ее челюсти были навсегда замкнутыми. А глаза все живели и живели невиданной тоской. Тоской по этому элексиру черного бессмертия, по элексиру Мрака.

Она видела, что многие статуи вокруг жаждут того же, видела, как чуть-чуть содрогаются камни их челюстей.

В новом существе Элизабет еще появлялись прежние мысли, но внезапно врывались чужие.

В конце концов, где ее нежные груди, которые она любила ласкать в детстве, где оргазм, где ее мягкое тело, где недавнее, энергетическое, но все же живое, почему все превратилось в непонятную твердую массу, похожую будто бы на земной камень?

«Это только начало, Элизабет, только начало, — ворвались неожиданные чужие мысли, — то ли еще будет. Скоро ты не сможешь думать как раньше, все будет иным, иным…»

— Я хочу черного бессмертия, — отвечала в полубреду Элизабет.

— Странная ты дурочка. Недавно ты хотела Вечной Любви, — отвечал каменно-живой голос. — Элизабет, Элизабет, не тебе, помешанной на оргазме, мечтать об этом. Вечная Любовь приходит от Бога, а Любовь, которая от Бога, убивает похоть и страсть. Ты просто в юности начиталась книг, и теперь вдруг это вышло на поверхность, этот лепет…

— Что же мне делать?

— Примириться. Дьяволицей ты тоже не сможешь быть. Чтобы приобрести черное бессмертие, тебе, смертной зомби, надо было понять одно: как близки между собой оргазм и смерть, понять их тайную связь… Тогда, может быть, у тебя был бы шанс, маленький, но был бы…

— Мои мысли каменеют, что будет взамен?

— Скоро ты превратишься в иную тварь, милая Элизабет. Вместо мыслей будет другое. Постепенно ты превратишься в каменный — конечно, это не ваш, земной камень — в каменный шар, и тебя забросит в рассеяние, в далекие углы За-Вселенной, куда уж попадешь, там и будешь. Смотри своими псевдоглазами на статуи вокруг тебя. Но не плачь уже остатками своего сердца, Элизабет, не плачь, это тоже будет жизнь, медленная, тягучая, на многие-многие тысячелетия… Но потом ты выйдешь оттуда; ад не вечен, Элизабет, да это и не ад, а просто пыль ада. И ты опять будешь долго-долго, миллиарды лет крутиться по Вселенной, превращаясь в бесчисленных причудливых тварей в грозных неведомых полумирах. Дьявол любит причудливых тварей… А потом опять представится шанс, который ты упустила, будучи человеком… Не упусти его в следующий раз, через миллиарды миллиардов лет, — чуть неслышно закончил голос.

А огненные капли, падая на землю, вызывали к жизни цветы ада с глазами безумных существ, словно эти цветы готовы были превратиться в детей Люцифера.