Юрий Мамлеев - Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы

Когда Вера ушла, Лиза решила сказать Душину, что ее тревожит непонятность этих посещений. Душин не рассвирепел, как боялась Лиза, напротив, он спокойно ответил, что Лиза должна относиться к его сестре и к этим посещениям как к истине. А истину не расспрашивают.

…Лизе по ночам снился взгляд Веры, исходящий из глубин ее сновидений. Но Душин сломал ее ужас. Он как-то резко утвердил:

— Лиза, все, что происходит у меня с сестрой, тебя не касается. И не касается нашей любви.

Действительно, страсть текла рекой. И Лиза забылась. Тем более что так же внезапно Вера прекратила свои посещения. Лиза удивилась, но по взгляду Душина поняла, что так надо, что все идет нормально.

Текла невиданная жизнь, и Лиза не считала дни, не знала, где она и что происходит вовне. Однажды Душин спросил, как зовут ее мужа, и она запнулась на несколько секунд. Продолжалась любовь, но продолжалась и закрытость. Душин был по-прежнему непроницаем. Ночью — Лиза слышала сквозь сновидения — приходили какие-то люди, что-то приносили, грузили и исчезали.

Но одним безоблачным утром Душин ошеломил ее:

— Лиза, ты должна вернуться домой. И там, в другой обстановке, все спокойно обдумай и реши, сможешь ли ты быть со мной навсегда. Ты скажешь: я не знаю всего, но и я всего не знаю. Мы поплывем в очень далекое путешествие вместе. Билеты нам будут не нужны. Думай и решай. Собирайся, и я скажу тебе, как дать ответ. Но ты свободна поступать, как найдешь нужным…

Тон разговора был абсолютно категоричен. Лиза не сопротивлялась, что-то пролепетала. Оглушенную этим приказом Душина, ее посадили в автомобиль и извилистыми путями привезли в Москву, к станции метро «Речной вокзал».

…Квартира ее оказалась пуста. Она включила телевизор, узнала время и день. До возвращения мужа оставалось чуть более двух недель. Мобильником по ряду причин она не пользовалась, и считалось, что она отдыхает на даче. Поэтому, вероятно, все эти дни — а сколько их было, этих дней? — домашний телефон молчал.

…Лиза машинально входила в эту жизнь. Позвонила в журнал по поводу интервью, заплатила за квартиру. Ела, мылась, заходила в магазин — все как во сне.

Наконец, заглянула в Интернет. И содрогнулась. Узнала, что Галина Медакина, жена крупного предпринимателя, погибла в Чили в автокатастрофе. Сам капиталист остался жив.

Но особенно она не задумалась — погибла так погибла. Все ее сознание было направлено на одно: возвращаться к Душину или нет. Это мучило ее по ночам, в полудреме, и тогда, когда возникала в пустоте страшная, черная пустота Вериных глаз, и даже тогда, когда мельком пробегали легкие детские сны. Тайная бесконечность манила ее к Душину, но когда она лежала в своей мягкой теплой кроватке и гладила свои нежные ноги, ничего, кроме этой неги, не хотелось. Но Душин, его лицо не покидало ее изнутри.

И вдруг она решила твердо и бесповоротно: не возвращусь. Страх победил страсть. Она дала знать об этом Душину, и он спокойно принял ее отказ.

Его тайна легко победила страсть, а может быть, и любовь.

Психоаналитик Анатолий Дмитриевич Сухарев, сидя у себя в кабинете, матерно выругался. Озадачил его (и первый раз) его коллега по психоанализу, Сазонов Валерий Дмитриевич, с которым они вместе кончали педагогический институт, со специализацией по линии психологических наук. Впрочем, в институте они почти не пересекались.

Сам Анатолий Дмитриевич, чуть толстоватый мужчина лет 40, непьющий, считался успешным в своей сфере, порой приводя в чувство самых пещерных шизофреников. Но и Валерий Дмитриевич считался успешным тоже, порой именно шизофреников чуть-чуть облагополучивал, что рассматривалось как редкость.

Итак, матерно выругавшись, Сухарев набрал телефон коллеги. Сазонов отозвался.

— Валерий Дмитриевич, — начал Сухарев, — я прямой человек, хоть и психоаналитик, меня поражает одно обстоятельство.

— Какое? — возник ласковый голос Валерия Дмитриевича.

— Удивительно, но факт: многие мои пациенты, как то, например, Вера Свиридова, Артем Филимонов, Аркадий Мешков и другие, одновременно ходят и к вам. Согласитесь, что это ненормально. У меня одни методы, у вас, вероятно, другие. Такое их собьет и добьет. Причем, что странно, все они ходят именно к вам.

— Хи-хи-хи, — только и ответили в трубке.

— Что? — не веря ушам, воскликнул Сухарев.

— Дорогой Анатолий Дмитриевич, — раздался ответ. — Всему есть научное объяснение, пусть порой и натянутое, даже ложное. Что делать? Нам надо повидаться и выяснить все при свете всемогущего человеческого разума. Больные, я думаю, не виноваты.

На следующий день Сухарев встретился с Сазоновым у себя в офисе. Он не помнил Сазонова в лицо, но мутно вспомнил, увидев его. Чуть толстоватый, умильный человечек, тоже лет около 40, для психоаналитика, пожалуй, слишком ласковый. «Но, может быть, это маска, игра», — подумал Сухарев. Сухарев и рот не успел открыть, чтоб выяснить «обстоятельства», как Валерий Дмитриевич сразу перешел в наступление, причем довольно диким образом. Он спросил:

— Когда точно, Анатолий Дмитриевич, вы родились?

— 2 июня 1970 года.

Сазонов всплеснул руками:

— Представьте, и я!

— Что «и я»?

— Я тоже родился 2 июня 1970 года!

— Хм, бывает же…

— А как звали вашего папу?

— Дмитрий Васильевич.

— И моего тоже звали Дмитрий Васильевич. Бывает.

Сухарев покраснел.

— Но фамилии-то разные…

— А как вашу мамулю звали, Анатолий Дмитриевич? — хитро перебил Сазонов.

— Наталья Петровна.

— И мою тоже. Могу показать свидетельство о рождении.

— Но фамилия мамы — Семенова…

— У моей другая.

— Вот видите! Прекратим этот идиотский разговор. К делу!

— Скажите, — не давал ему опомниться Сазонов, — как психоаналитик психоаналитику: что вас больше всего страшило в детстве?

Сухарев чуть-чуть замешкался.

— Помогу вам, мой друг, — зашепелявил Сазонов. — Меня лично в детстве больше всего напугала лошадь. На даче, в провинции, она укусила меня. Не помню, но как-то случайно. Больше напугала, чем укусила…

Сухарев остолбенел, лицо его сморщилось, как будто в него плюнули. Он тупо смотрел на расплывшегося в улыбке Валерия Дмитриевича.

— Ну, ну, рожайте, — хихикнул Сазонов.

— У меня тот же случай, — пробормотал Сухарев. Потом вдруг строго сказал:

— О лошади знала только моя жена, Вероника. Вы что, с ней переспали?

Сазонов всплеснул руками от негодования:

— Помилуйте, Анатолий Дмитриевич… Вы уже бредите. Нужна мне ваша Вероника, я ее в глаза не видел, у меня, слава Богу, есть своя Вероника, моя жена…

— Да, глупо… Моя Вероника не то существо, которое…

— Да бросьте вы… Сейчас самое время нашептать мне вам на ушко о наших с вами самых потаенных сексуальных секретах…