Юрий Мамлеев - Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы

— Он жив-здоров, — сказала она с ходу. — Его выписали из больницы. Его забрали к себе родители, но я тоже видела его при выписке.

— И что?

— Основной диагноз — «пищевое отравление». Дикость какая-то… Кроме него, никто не отравился. Но Лев что-то там сдал на анализ, что употребил именно Марк… Но, главное, сейчас Марк нормально выглядит, вид здоровенький.

— Хочешь выпить, закусить? У меня шотландский виски.

— Не надо. Я ненадолго. Впрочем, подумаем…

И Галя присела на диван.

— Давай, давай, — проговорила Зея. — Ты такая сладкая сегодня, нежная. Как русалочка.

— Как русская, а не как русалочка… Ладно… Ты знаешь, когда выписывали, там был какой-то странный момент…

— Страшный?

— Нет, нет, странный… Ну, во-первых, при выписке появился главврач, знакомый Льва. Представительный мужик. И при расставании он вдруг взял и подмигнул Марку… Словно он знает что-то особенное… Ну когда это врач подмигивает своему больному?

— Дурдом, — уверенно сказала Зея.

— Более того. Лечащий врач, рыжий такой, огромного роста, был явно смущен и как-то побаивался Марка. Я заметила: взглянет на Марка, а глаза испуганные… Вот-вот отскочит в сторону…

— А Марк?

— Марк ничего… Но в чем-то это расставание было подозрительным… Может, мне это только показалось… Главное, он здоров, и ему ничего не угрожает.

— Надо выпить за его здоровье.

— Рюмочку. Не более. Но большую — ведь за здравие.

Расселись поудобней.

— Я к тому же только что звонила Марку… Уже договорились встретиться послезавтра… Только самые близкие… Лев с Ириной, Константин…

— Судорогов?

— Да, Константин, с Женей, конечно… И Дима Кравцов, как раз у него на квартирке, вернее, у его бабушки; сама она на даче. Это недалеко от родителей Марка. Тебя тоже зовут — как новенькую.

— Меня? Это почему?

— Давай сначала выпьем за Марка.

— Давай.

И они выпили за Марка, а потом еще, и это «еще» было выпито с крайним удовольствием и надеждой.

— Вот так и надо пить, — сказала Галя. — Чтоб каждая родная жилочка внутри горела, визжала от счастья и прилива жизни…

— Так почему меня?

— Это моя работа. Я же тебе говорила, сестрица, что внутри ты наша. Тебя надо только открыть. Открыть для тебя самой.

— Это происходит; понемногу.

Посидев так с часок-другой, они расстались.

— Я позвоню, дам адрес. Ну, с Богом, — сказала Галя.

— Спасибо тебе за все, что ты сделала для моей души, — и Зея поцеловала сестру на прощание.

…Зее не пришлось долго ждать. В один прекрасный, но дождливый день Галя позвонила, зашла, и они поехали к Диме Кравцову на квартирку его бабушки.

— Я виделась с Марком. Ты будешь поражена, — промолвила Галя по дороге.

Они ехали в метро, поезд грохотал, но Галя вдруг наклонилась и шепнула Зее:

— Обрати внимание на лица людей… Особенно женщин… Несмотря на усталость, даже некоторую подавленность, какая сосредоточенность на себе, будто надо решить что-то важное для себя… У многих такое…

Зея расширила глазки и кивнула головой.

…На квартирке у Димы уже собрались… Сам хозяин бабушкиной квартиры, толстенько-веселый, но с мрачноватостью на дне глаз, восседал в старинном поломанном кресле. Остальные — Лев с Ириной, Судорогов с Женей и Марк — вокруг круглого стола на довольно крепких стульях. Никаких чаев и никаких напитков. Галя с Зеей приютились около Марка. Оказалось, что они не опоздали, собравшиеся пришли минут десять назад. Марк начал просто:

— Сейчас со мной все в порядке. Но была клиническая смерть. И я вышел из тела, и все окружающее превратилось в тени. Такими я видел их и свое покинутое тело, вокруг которого хлопотали врачи и сестры… Мое сознание было ясным и четким. Это продолжалось, может быть, минут десять, как мне сказали потом. Внезапно душа вернулась в тело, и тогда я очнулся возвращенным в эту жизнь…

В комнате зависло одноминутное молчание. Наконец Лев вздохнул и выговорил:

— Поздравляю… Великолепное путешествие, пусть и мимолетное…

— Главное, что ты жив! — воскликнула Женя.

— Уж не знаю, когда я был более живой — там или здесь…

— Вот это достойное замечание, — не без иронии, но в то же время со страхом ляпнул толстячок Дима.

На его слова никто не обратил внимания.

— Несмотря на банальность происшедшего, — продолжил Марк, — было все же полное ошеломление…

— Почему банальность? — удивилась Ирина.

— Потому что все происходило как по писаному, как наблюдалось много раз…

— А ошеломление?

— Потому что все это на своем опыте, на себе… Но действительно, хотя и как по писаному, было что-то таинственное, могучее, влекущее, что нельзя даже передать словом… Возможно, во мне появилось реальное ощущение преддверия, предчувствие того, что если связь с этой жизнью окончательно порвется, то я уйду в океан чего-то грозно реального, но неведомого и радикально иного…

— Был ужас?

— Никакого ужаса и страха. Я был абсолютно спокоен. И готов идти туда, зная, что спасение, точнее, освобождение только в духе… Но внутренне, в глубине души, я ощущал, что вернусь…

— Почему? — глухо спросила Зея.

— Потому что я вернулся. Рано мне улетать еще… Я свободно осмотрелся. Сознание, мысль, иное тело, как бы имитирующее физическое (это так называемое тонкое тело), — все при мне. Но физический мир стал тенью. Я легко проходил сквозь стены. И несколько растерянно прошелся вокруг. Но я чувствовал связь со своим покинутым телом и внутренне ощущал, что, если эта связь оборвется, я действительно уйду в другой мир, а сейчас я только в преддверии его… Такое междуцарствие не может продолжаться долго. Внезапно и молниеносно я познал, что возвращаюсь. Дальше не помню. Я очнулся уже в физическом теле. Рядом суетились врачи. Я огляделся вокруг и захохотал. Как у меня хватило сил на это — одному Богу известно. Врач, сестра, окружающие в ужасе отшатнулись…

Судорогов аж взвизгнул от восторга.

— Это изумительно! — подкрикнул он. — Так и надо реагировать на такое возвращение в этот, так сказать, гостеприимный мир! Ха-ха-ха!

— Я именно так и среагировал. Суть состояла в том, что этот гостеприимный мир показался мне просто смешным после моего возвращения. В принципе смешным. Мой хохот добил врачей. Если б они были потрусливей, они бы разбежались… Вот такая реанимация…

Никаноров хранил суровое молчание, но Дима Кравцов тоже хохотнул и спросил:

— Что у нас показалось таким смешным?

— Все и вся. Даже кошки. Я ощутил наш мир как нелепый придаток огромного, чудовищного, великого по смыслу и значению невидимого мира, невидимого для нас, со всеми его уровнями и обителями. Неведомый, великий мир, из которого произошел наш, но достаточно неудачно…