Юрий Мамлеев - Том 2. Последняя комедия. Блуждающее время. Рассказы

— Он жив! — закричала в конце концов Нюра.

— Дура ты, Нюр. Какой же он живой, когда он только в зеркале.

— Жив, но невидим для нас.

— Раз невидим, то почему в зеркале?

— Да потому что Николай Николаевич, — вдруг разрыдалась Нюра, — очень своеобразный был человек. Потому он сейчас в зеркале, а в квартире его нет.

— А нос?

— Что нос?

— Нос где?

— Был на кухне! Он ведь перемещается!

Подруги зарыдали и вспомнили всю нежность Николая Николаевича по отношению к ним.

— Он тебя очень любил, Фрось, — глотая слёзы, говорила Нюра. — Бывало, со мной спит, на перине, учти, на перине, и вдруг во сне кричит: «Фрося, Фрося!»

— Да и тебя он любил, Нюр, — отвечала Фрося. — Бывало, его в бок толкаю, а он орёт: «Нюра, Нюра! Спаси!»

— Это, Фрось, бесы к нему приходили. Потому он нас с тобой и звал.

— Куда?

— В ад, конечно, куда же ещё?

— А сейчас он где?

— Думаю, на том свете.

— Эх, Нюр, дура ты, всё-таки, — вдруг оборвала её Фрося. — На том свете ведь тоже порядок. И, говорят, железный. Оттудова не будешь нос сувать к нам. И вообще хулиганить. У мёртвых знаешь, какой порядок?! Нет, тут что-то не то. Я те и говорю: разум у Вселенной отъяли, вот и всё. И нечего на тот свет ссылаться.

— Я и не ссылаюсь, — вздохнула Нюра. — Поедем, Фрось, ко мне с Дружком, гляди, он весь дрожит. Сумку-то с винцом ты прихватила?

— А то забуду, — нахально ответила Фрося. — Всегда при мне, — и похлопала по сумке.

— Ну и айда в будку. Потому как мы теперь, после такого виденья, уже не совсем люди, правда ведь! Пойдём, зальём горе, что мы не совсем человеки, а я тебе постельку твоего муженька покажу. Где он отдыхал, когда уставал, отдельно о меня, и книжку читал. Да мы в эту постель вместе ляжем и забудемся. А то я устала.

По пути Дружок вёл себя совершенно неадекватно. Бросался на соседей по трамваю, облаял окно, норовил выпрыгнуть Бог весть куда.

Дома все трое совершенно обезумели. Из холодильника вынули почти всё и завалили этим стол.

— Почему такой аппетит? — кричала Фрося. Собачка же бегала из стороны в сторону и облаивала развешенные по стенам портреты.

Тогда Фрося решила плясать.

Нюра присоединилась к ней. И две родные жирнушки лихо отплясывали своё новое рождение. Ибо, как решили они, разум кончился, и наступила новая эра.

И они лихо плясали, празднуя это начало.

Иногда Нюрка, глотнув винца, тяжело дыша в ухо Фроси, бормотала:

— А Колька-то сейчас иде?

— В носе, — неизменно отвечала Фрося.

— А как же хоронить его будем? — скуксилась Нюра.

— А зачем живого хоронить. Нос-то ведь етот живой. Ты сама слышала, как он чихал.

— А зеркало?

— Что зеркало?

— Кто в ём был?

— Сам Николай Николаевич, но другой стороной. Без носа.

— Мудрёно, — отвечала Нюра.

— Не мудрее нас самих. Ты на себя-то посмотри, Нюр. Как это тебя Николай Николаевич не пугался!

Нюра захохотала.

— А как его хоронить, всё-таки, — сквозь хохот проговорила Нюра. — Ведь его, с одной стороны, — нету. С другой — он умер. Выход один — похоронить нос, то, что осталось.

— Бред какой-то, — возмутилась Фрося. — Да кто же разрешит хоронить нос? Такого ещё начальства нет на белом свете, чтоб разрешить нос хоронить. Даже атеисты — и те ошалеют.

Вдруг какой-то грохот раздался в небе. То ли гром, то ли ещё что-то покрепче. Подруги задрожали и прильнули друг у другу.

— Лишь бы жить, — проскулили они.

Потом опомнились.

— Да, Фрося, ещё по винцу, за бредовую жизнь, по стакану, — и Нюра подмигнула ей.

— За бредовую жизнь, — повторила Фрося.

— И за счастье, — воскликнула Нюра.

— Конечно, за счастье, Нюр. Ведь я теперь понимаю, что бред и счастье — это одно и то же, — добавила Фрося. — Вот, к примеру, Николай Николаевич исчез, а нос оставил здесь, на этом свете. И нос-то живой! Чем не счастье — умереть, а нос зато живой?!

Глаза Фроси вдруг наполнились несвойственной ей сверхъестественной мудростью. И отблеск этой мудрости лёг на Нюрины глаза.

— Прощай, Нюрка, — вдруг проговорила наперекор природе Фрося. — Всё кончено. Мы уже не здесь. Простись с миром-то, Нюр, — и она толкнула Нюрушку в жирный бок. — Очнись! Где мы?

— Где мы? — заорала Нюра и воткнула вилку в сельдь (они уже сидели на кухне).

Что-то происходило в их душах.

— Знаешь что, Нюр, — хрюкнув, сказала Фрося, когда они, уже совершенно пьяные, упали на пол, на ковёр, перед центральным отоплением, откуда шло родное тепло.

— Что?

— А то, что у меня есть телефон эксперта по тому свету. Мне дал его телефон мой брат, интеллигент и мистик, не то что мы с тобой. Он и разгадает всю эту ерунду.

— Зови, зови его, а то мы умрём. Мне так жалко своё тело, в смысле смерти, Фрось.

— Не бойся. Будет другое. Мы с тобой уже связаны надолго любовию.

— Забудь.

— Что забудь? — спросила Фрося.

— Жизнь.

— Ты что, Фроська, с ума сошла? Ты что, наоборот родилась, что ли?

— Нюра, Нюрка, всё кончено. Я уже не та, потому что нос. Прости меня за всё. Разума у меня больше нет, хоть и говорю умно.

— Всё понятно, Фрось. От Колиного носа мы так просто не отделаемся. Чтоб не погибнуть, надо звать.

— Кого?

— Эксперта по смертям.

На следующий день Фрося решила, во-первых, что она не вернётся в свою квартиру, а с Нюрой они вроде как посестрятся, и она будет пока у неё жить. Во-вторых, Фрося нашла всё-таки того «эксперта» из закрытых кругов по фамилии Курбатов Владимир Семёнович. Эксперт решил взяться за дело всёрьёз и попросил ключ от квартиры у Фроси. Та с лёгкостью дала. Эксперт пришёл за ключом не один, а с подругой, Леной, тоже из закрытых кругов.

В тот же день, правда, произошла ещё одна странная история. Фрося из чувства долга позвонила в своё районное отделение милиции. Они ничего не говорила о носе, а только полунамекала, но об исчезновении самого сказала. Между прочим, ей ответили, что в ту злополучную ночь, когда пропал Николай Николаевич, в районе нашли труп — неузнаваемо изуродованный, но без носа. После этого Фросе захотелось заснуть неестественным сном. Звонила она уже из квартиры Нюры.

…Как раз в это время Владимир Семёнович с Леной подходили к дому, где жил пропавший. Был уже вечер, холодило, словно дул ветер с того света. Лену всё время пробирала дрожь.

— Я тебе вот что, Лен, скажу, — повторял Владимир Семёнович, — девки, конечно, дуры. Всё напутали. Тут всё просто. Человека убили, а его эфирное тело, тело-двойник, появилось перед ними, они от этого с ума и сошли, трёхнулись. А дело-то пустяковое. На православной Руси знали, что покойник несколько дней после смерти бродит вокруг.

— Ладно, ладно, — возразила Лена. — А мне что-то страшно. А как же ты объяснишь нос?

— Ну о каком носе ты говоришь? Ерунда всё это. Нам прекрасно известен механизм потустороннего мира. При чём тут нос? Почитай тома по оккультизму, всё ведь, что касается состояний после смерти, расписано по полочкам. Ни о каких носах там речи нет. Дуры и есть дуры.