Алиса Чопчик - Изгои

Забираясь в лодку, одна женщина оступилась и упала, прижимая к груди ребенка. Она расплакалась и завыла, не вставая с колен. Несколько раз контрабандист велел ей подняться, но она лишь продолжала прижимать ребенка, со слезами читая молитву.

– Она просто боится, – сказала Иффа, с сочувствием наблюдавшая за ней. Контрабандист перестал обращать на нее внимание, пропуская людей дальше, но от ее рыданий он начал нервничать и вдруг схватил ее за волосы, заставив подняться. Она завопила, не выпуская ребенка.

– Я сказал тебе заткнуться! – прокричал контрабандист, плюясь на нее от бешенства, а затем оттолкнул от себя. Женщина упала, и одежда ее промокла от набежавших волн, и песок прилип к телу и запутался в волосах.

Ребенок заплакал, и теперь они плакали вместе. Из-за их рыданий и бездействия отупевшей от страха толпы мне захотелось убежать.

Папа, как и остальные мужчины, молчаливо наблюдал за этой картиной, не смея вмешаться. Я понимала, почему он ничего не предпринимает, но внутри все равно заклокотало разочарование в нем и в себе и во всех остальных – в слабых запуганных человеческих существах.

Подошла наша очередь забираться в лодку – такую большую, каких я еще не видела. От влаги краска на лодке давно облупилась, а дерево почернело и даже немного прогнило. В лодке уже набралось около двухсот человек. Места было мало, и все прижимались друг к другу, боясь упасть за борт.

Когда мы сели, я взглянула на воду, враждебную и, подобно зыбучему песку, затягивающую и не отпускающую из своих холодных объятий. Даже луна была далекой и равнодушной.

Никто нам не поможет, если мы затонем. Пучина поглотит нас, заглотит и не отпустит, и никто не узнает о наших мольбах и страданиях, и мир проснется, не подозревая, что где-то там, в ледяной морской бездне, захлебнулись собственными надеждами сотни беженцев.

Мы отплыли, и берег начал удаляться, с каждой минутой все больше отсекая шансы возвратиться. Вскоре Египет, как и вся наша прошлая жизнь, остался позади.

Джундуб прижался ко мне. Я гладила его голову и думала о том, что сейчас все или закончится или начнется.

ГЛАВА VI

ЕВРОПА

Греция

Некоторое время все молчали и будто бы даже дышать старались как можно тише. Волнение сковало тело, каждое движение пугало, сердце, словно раненое животное, металось в груди. Когда тишина успокоила нервы, начали раздаваться несмелые перешептывания.

В морской пустыне, где кроме гуляющего ветра и вырядившегося в звездные стразы неба ничего не было, луна казалась ярче обычного. Я долгое время разглядывала ее. Формы кратеров создавали у нее печальное выражение, и она будто удивлялась судьбе человечества, глядя сверху вниз на его страдания и страдая вместе с ним. Теперь луна не казалась мне равнодушной. Покровительственно возвышаясь над нашей лодкой, она точно следила за нами, освещала путь и оберегала.

Джундуб уснул на наших с Иффой ногах. Мы укрылись с ней одеялом, прижавшись друг к другу, и я слышала ее размеренное дыхание и сопение брата, время от времени подрагивающего во сне. Я смотрела на горизонт, пытаясь разглядеть наше будущее, но кроме непроглядной неизвестности ничего там не нашла. Волнение стихло, и начала накатывать сонливость. Я почувствовала голову Иффы на своем плече и поняла, что она уснула.

Лицо замерзло от ночного бриза, но, окруженная родными, я забыла о холоде. Иллюзорное чувство безопасности расслабило меня, и, засыпая, я ощущала умиротворение и еще более окрепшую надежду.

Утром я проснулась от холодного воздуха и гула голосов. Лодку покачивало сильнее, чем раньше, среди людей появилось оживление. Иффа с папой уже проснулись и о чем-то разговаривали. Джундуб все еще спал, прижавшись ко мне. Его дыхание щекотало мне руку и казалось горячим по сравнению с утренней прохладой.

– Вы голодны? – спросил папа, доставая из рюкзака еду.

Его волосы были растрепаны, и глаза опухли от плохого сна. Он зевнул и вздрогнул, и мне захотелось обнять его, такого уставшего и неуклюжего в это утро. Джундуб завертелся и захныкал. Он успокоился не сразу и первое время дрожал и оглядывался, с детским ужасом цепляясь за мою шею.

– Успокой ребенка, или я выкину его за борт, – сказал один из контрабандистов, плывущих с нами в лодке. Он махнул ружьем в сторону воды, и от этого жеста у меня в глазах потемнело от страха. Лицо папы дрогнуло, но он ничего не ответил, только взял Джундуба на руки, крепко прижав к себе.

Небо утром было серое, и вода не казалась настолько пугающей. Голубая теперь, а не черная как ночью, она не несла в себе очевидной опасности. Появилось чувство, будто утонуть почти невозможно. После угрозы контрабандиста я испытывала страх не к природе, но к людям, что с таким пренебрежением наблюдали за нами, с самомнением прячась за оружием.

– У вас очень милые дети, – какой-то мужчина вдруг обратился к отцу. – Меня зовут Хабиб.

Хабиб заметил мой взгляд и улыбнулся мне. У него была добрая улыбка, но грустные глаза. Седина коснулась его висков и некоторых прядок на бороде.

– Спасибо, – папа ответил незнакомцу немного холодно и отчужденно. – Меня зовут Аббас, а это Джанан, Иффа и мой сын Джундуб.

– Фурса Саида, – произнес Хабиб, коснувшись ладонью своей груди, там, где сердце. – Приятно познакомиться.

Он был одет в потертые джинсы и батник; кроме борсетки с собой у него ничего не было. Руки его дрожали, когда он подносил их к лицу, и было видно, что они огрубели от тяжелой работы. Хабиб немного помолчал, а потом заговорил с такой печалью, что стало не по себе:

– У меня тоже есть ребенок. Он очень болен, и я не смог его взять с собой. Я хочу заработать денег на его лечение и забрать к себе.

– Шидд Хэлак, – ответил папа. – Крепись.

Хабиб едва заметно улыбнулся, но улыбка это была такой же грустной, как и его взгляд.

– Знаете, мне чуть не запретили садиться в лодку из-за того, что я христианин, – Хабиб впервые усмехнулся.

– Христианин? – папа с интересом взглянул на незнакомца.

– Да, а вы разве тоже против христианства?

– Я слишком долго пробыл среди католиков и атеистов, чтобы не быть терпимым к вере или не вере других.

– Терпимым, – Хабиб рассмеялся. – Не очень толерантно с вашей стороны всего лишь терпеть другие веры.

Глаза его сверкнули, но взгляд остался таким же печальным и даже покорным.

– Не принимайте это слишком близко к сердцу. Все мы всего лишь терпим друг друга. Кого-то легко, кого-то сложнее.

Хабиб склонил голову в задумчивости. Папа не смотрел на собеседника, сосредоточенный больше на своих мыслях. Они говорили тихо, но один из контрабандистов услышал их разговор. Он оттолкнул мужчину на своем пути и подошел к Хабибу.