Алиса Чопчик - Изгои

– Что ж, – некоторое время я смотрел на беженку, не выдавая никаких эмоций, – у меня вопросов больше нет.

Я встал из-за стола, обошел его и остановился рядом с ней. Передвинул документ, а затем сказал, ткнув пальцем в лист бумаги:

– Распишитесь вот здесь.

Пока она послушно расписывалась, я внимательно смотрел на нее, уже другими глазами. Ее жизнь теперь стала для меня открытой книгой, и взгляд ее, колючий, неприятный, каким он показался мне вначале, после интервью стал восприниматься иначе.

Я не мог сказать, получит ли она статус беженки, будет ли получать пособие. Но я понял, что мне хотелось бы пожелать ей всего наилучшего.

– Устал я от ее болтовни, – сказал Вагнер, когда Джанан ушла. Я невидящими глазами глядел на стол, едва слыша, что говорил мне Ральф. Никаких мыслей не приходило, но было почему-то очень скверно на душе.

– А девочка хорошенькая, да?

Я поднял глаза на Вагнера. Он довольно улыбался, кивая в сторону двери, в которую только что вышла беженка.

– Только слишком спокойная и серьезная. Я таких не люблю, – Вагнер опрокинулся на спинку стула, сложив руки за голову в приятной задумчивости.

Я встал из-за стола и подошел к окну. Из здания вышла маленькая фигурка в огромном вязанном свитере. Я сразу узнал ее по походке.

– Она через многое прошла и многое поняла, – подумал я. – В нашем мире нет ничего абсолютного, это верно, и все же нет истины более однозначной, более верной, тотально засевшей в самой сути нашего Я, чем то, что мы – эгоисты. Альтруизм же – утопия человечества, и на него рассчитывать не стоит. А все эти заголовки, кричащие о толерантности, понимании, долге Германии перед другими странами – лишь бессмысленная попытка убедить себя в том, что нам есть дело до проблем чужестранцев.

Фигурка продолжала идти и стала почти крошечной, вот-вот готовой исчезнуть на горизонте.

– И все-таки, – с каким-то внутренним придыханием подумал я, – все-таки…