Алиса Чопчик - Изгои

От холода из-за рта шел пар, и я наблюдала, как он клубился и растворялся, будто бы разбиваясь о телефонную трубку. В груди почему-то возникла тупая боль, и осознание пропасти между мной и Тильманом вдруг окатило меня волной отвращения и усталости ко всему, что окружало мою жизнь.

– Ну что там?! – крикнула Иффа, и в голосе ее различалось сочувствие, словно бы она с самого начала знала исход разговора. Я обернулась к Иффе с Джундубом, и почувствовала нежность и любовь к ним, от чего мне стало еще тоскливей на душе. Кроме них у меня никого не было во всем мире, – я будто лишь в тот момент до конца уяснила себе, что это значит.

Мне стало страшно. По-настоящему страшно. Что же теперь делать?

– Я голоден! – Джундуб заплакал и задергался, пытаясь привлечь к себе внимание.

Я подошла к ним и выдохнула:

– Идем.

– Куда? Джанан…

– Я не знаю, Иффа. Просто пошли, – я взглянула на нее, попыталась улыбнуться. – Пожалуйста.

Мы шли по улице, окруженной двухэтажными зданиями, которые были розового, бежевого или светло-зеленого цвета. По обе стороны от нас светились витрины магазинов техники, свадебной или брендовой одежды. По всей улице стояли маленькие деревья, некоторые ветки которых от ветра были готовы вот-вот обломиться.

Мне нравилась Венгрия. Она казалась уютной, несмотря на то, что мы остались одни в незнакомой стране, без денег и покровительства папы.

Мое внимание привлек небольшой магазин, где на прилавках были выложены булочки. Увидев их, я поняла, что тоже очень голодна, и что у меня совсем нет сил. Продавец уже готовился к закрытию. Я наблюдала за тем, как он берет корзинки с выпечкой и выкладывает их к остальным. У него было спокойное лицо рабочего человека, которого дома наверняка ожидала жена и дети, и теплая постель.

– Нам придется украсть что-нибудь поесть, – продолжая следить за продавцом, сказала я.

Иффа удивленно взглянула на меня, и, казалось, мои слова напугали ее.

– Красть? Нет-нет, – она решительно замотала головой. – Я не смогу. Нет.

– Нам придется.

– Я не буду ничего красть.

– Тогда я сама.

Джундуб схватился за мою юбку, будто не хотел отпускать, и я присела перед ним. Он неотрывно смотрел на меня, я погладила его холодные щеки и поцеловала в раскрасневшийся нос.

Как же Кузнечик похудел, с болью заметила я.

– Я сейчас вернусь, ладно?

Джундуб медленно кивнул. Я потрепала его по голове и подошла к магазину. Зазвенел колокольчик, когда я открыла дверь. Продавец повернулся ко мне, чуть расстроившись запоздалому посетителю, но улыбнулся, хотя улыбка быстро померкла, стоило ему осознать, кто перед ним.

Я подошла к корзинкам, где в каждой были выставлены разные виды выпечки, и притворилась, что выбираю. Я видела краем глазом, как он следил за мной. В какой-то момент, я думала, что не решусь это сделать, но, обернувшись, увидела, как Иффа с Джундубом наблюдают за мной. Я почувствовала, как органы прилипают к позвоночнику от голода, и тяжело сглотнула, все еще притворяясь, будто у меня есть роскошь выбирать.

Когда продавец нагнулся, чтобы поднять коробку, я схватила несколько булочек и развернулась, чтобы убежать, но мужчина успел схватить меня за руку. Он что-то прокричал, затряс мои запястья, стискивая их, пока я не разжала руки, и украденное не повалилось на пол. Продавец сказал что-то еще на венгерском, уже спокойно, и отпустил меня, но я не могла уйти без ничего. Не осознавая, что делаю, я толкнула его, и он, не ожидая этого, упал прямо на коробки. Видимо там были напитки, потому что по полу начала растекаться какая-то жидкость. Я подняла булочки и схватила с корзины еще несколько. Заметив растерянное и даже немного напуганное лицо продавца, на арабском сказала:

– Простите. Простите, пожалуйста.

От стресса все остальные языки вдруг позабылись, и мужчина наверняка не понял моих слов. Я выбежала из магазина и побежала по улице, надеясь, что Иффа с Джундубом побегут за мной. Завернув за угол, я разрыдалась, прижимая еду к груди. Из одной булочки потек джем, все мои руки были липкие, но я едва заметила это.

Мы сидели под каким-то мостом, рядом с дорогой. Позади магазина, у мусорного бака, нашли картон и постелили его вместо постели. Джундуб спал, укрытый порванной курткой, раздобытой тоже в контейнере для мусора. Я сидела рядом с братом, обхватив колени руками, в попытке хоть как-то задержать тепло. Джундуб кашлял и ворочался во сне. Я постоянно трогала его лоб, будто от этого ему могло стать лучше.

– Я мечтала посмотреть на настоящий снег, – тихо, стараясь не разбудить Джундуба, сказала Иффа. Она смотрела, как снежные хлопья медленно оседают, подсвеченные уличными фонарями.

– Почему всегда так происходит? – продолжила она. – Наши мечты исполняются, но всегда не так, как мы того хотим. Словно бы судьба наказывает нас за желания, говорит: посмотрите, что бывает, когда вы слишком многого хотите!

– Разве увидеть снег – это слишком много?

Иффа повернулась ко мне и грустно улыбнулась.

– Когда у тебя и так все есть, – да, наверное.

Ветер засвистел, застонал, и машины проезжали, ослепляя нас фарами. Мне хотелось оказаться на месте водителей, в тепле ехать домой, к родным, уверенной, что сегодня я поем, и завтра будет еще один день, полный будничных забот и впечатлений, а не очередных испытаний, извечной борьбы, в которой неизбежно проигрываешь.

– О чем вы говорили с папой, тогда, в Сербии? – спросила я, вспомнив растерянное лицо папы, когда они вернулись.

Иффа вздрогнула, когда я упомянула отца, и ей пришлось постараться, чтобы не заплакать, но голос ее задрожал и сорвался, когда она ответила:

– Он хотел понять, что со мной происходит.

Значит, не только я заметила апатию Иффы, когда она почти все время молчала и казалась равнодушной ко всему, что происходило вокруг.

– А что с тобой происходит? – я взглянула на Иффу, но она отвернулась, избегая моего взгляда.

– Ничего, просто… просто я чувствую себя грязной, – она зажмурилась, будто ей было больно от своих же слов. – Хочется убежать от самой себя. Я смотрю на тебя, и ты такая живая, наполненная, такая… чистая!

Иффа покачала головой и улыбнулась, будто смеялась над собой.

– Есть грязь, от которой уже не отмыться. К чему тогда бояться запачкаться еще больше? – она посмотрела на меня, внимательно вглядываясь в выражение моего лица, словно от этого зависело какое-то решение, которое она все эти недели обдумывала.

– Но запачкавшись еще больше, будешь ты себя уважать? Сможешь жить с этим? – ответила я, подумав.

Иффа продолжала смотреть мне прямо в глаза, и слезы потекли по ее щекам. Она улыбнулась кривой дрожащей улыбкой.

– Ты права, – прошептала она.