Юрий Поляков - Пересменок. Повесть о советском детстве

— Я сейчас... Я забыл... Я сейчас... — испугался тот и купил билет.

Еще года три назад меня очень волновал вопрос: куда именно ссыпаются деньги с накренившейся пластины? Как-то раз мы ехали в гости к бабушке Мане и Жоржику на 25-м троллейбусе. И я в очередной раз забеспокоился, что брошенные в кассу монеты могут пропасть.

— Не волнуйся, — успокоил меня Тимофеич. — Там внутри есть специальный контейнер. Когда он наполнится, мелочь вынимают и сдают.

— Куда?

— В банк.

— Государству, — уточнила Лида, она всегда очень переживает за государство.

Видимо, эта озабоченность по наследству передалась мне, и я спросил, а не может ли тот, кто эти деньги вынимает, оставить часть себе.

— Исключено! — со знанием дела успокоил отец. — Видишь? — Он показал на продетую в петельки проволочку, концы которой соединены и сдавлены свинцовой бляшкой.

— Вижу.

— Пломбу может снять только материально ответственный сотрудник. Он же производит выемку и актирует выручку.

— А откуда он знает, сколько денег там внутри должно быть?

— По идее, сумма совпадает с количеством проданных билетов.

— А если не совпадет? — усомнился я.

Мне приходилось наблюдать, как компания пацанов бросала всего несколько монет, а билетов отрывала гораздо больше. Кроме того, кто-то может просто ошибиться и обсчитаться.

— Есть такое дело! — кивнул Тимофеич. — Если сумма не совпадет с билетами, тогда накажут.

— Кого?

— Водителя.

— В Магадан отправят проветриться?

— Вплоть до этого.

— Но ведь шофер не виноват, он сидит спиной к пассажирам и рулит.

— У него есть зеркало, в которое виден салон... — начал раздражаться отец.

— Но если он будет смотреть, кто сколько бросает копеек, то куда-ни­будь обязательно врежется!

— Не исключено...

— А что важнее — деньги или здоровье пассажиров?

— Здоровье, ежу понятно.

— За что же тогда его в Магадан?

— Папа пошутил, — вмешалась Лида. — Никого никуда не отправят.

— Да ну вас всех к лешему! — окончательно разозлился Тимофеич и отвернулся к окну.

За нашим разговором с интересом следил, то и дело поправляя на носу золотые очки, улыбчивый пассажир в шляпе. Он сидел через проход, и на коленях у него стоял пухлый портфель, из которого торчал хвост зеленого лука. Когда отец беспомощно рассердился, попутчик снисходительно усмехнулся и показал мне большой палец. Я пожалел моего нервного папу и решил ему помочь:

— А я знаю, кто за всем следит!

— Ну и кто же? — спросила Лида.

— В каждом автобусе и троллейбусе сидит секретный контролер, он смотрит и запоминает, кто оторвал лишние билеты, а кто недоплатил...

— Думаешь? — засомневалась она.

— Чепуха! — буркнул отец, глядя в окно.

— Вы извините, конечно, что вмешиваюсь в ваш спор, — вдруг обратился к нам попутчик с портфелем. — Знаете, в словах вашего пытливого мальчика есть рациональное зерно. Но разрешите спросить: секретный контролер ездит на общественных началах, вроде дружинника, или получает зарплату?

— Конечно, за зарплату. Он же целый день ездит! — без колебаний ответил я.

— А выгодно ли это нашему государству?

— Не знаю.

— Как тебя зовут, разумник?

— Юра.

— Давай, Юра, считать! Допустим, секретный контролер получает сто пятьдесят рублей в месяц...

— А рожа у него не треснет? — раздраженно поинтересовался Тимофеич.

— Ладно, пусть будет сто. Сколько в Москве автобусов?

— Тысяча! — воскликнул я.

— Допустим, — согласился очкарик и вынул из портфеля маленькие счеты с пластмассовыми косточками. — Значит, мы имеем в Москве тысячу секретных контролеров. Умножаем сто на тысячу. Сколько выходит?

— Сто тысяч.

— Верно. У тебя что по арифметике?

— Пять.

— Молодец, Юрочка! Это в месяц, а в год получается зарплатный фонд больше миллиона рублей. Немало! Взглянем на проблему с другой стороны: какую выручку дает в день автобус, если он перевозит за смену, например, для ровного счета тысячу человек?

— Пятьдесят рублей, — подумав, ответил я.

— А в месяц сколько выходит?

— Полторы тысячи рублей, — сосчитала Лида.

— Значит, в год пятнадцать тысяч с гаком. Вычтем стоимость бензина — это копейки, оклад водителя — двести рублей, текущий ремонт и так далее... — Он отщелкнул несколько косточек. — Все равно с учетом прибыли вполне реально содержать одного секретного контролера при каждом автобусе, троллейбусе и трамвае. Неплохая мысль! У тебя, Юра, не голова, а Дом Советов!

— Бесполезно... — вздохнул я.

— Почему же? — удивился пассажир со счетами.

— Потому что шофер и секретный контролер могут подружиться. Значит, нужен еще один, но еще более секретный контролер...

— Сверхсекретный?

— Да, вроде Иоганна Вайса!

— Ты видел «Щит и меч»?

— Два раза.

— Какой у вас интересный мальчик! — Попутчик в шляпе как-то странно посмотрел на родителей, пряча счеты в портфель. — Я с удовольствием поговорил бы с ним еще, но мне пора выходить...

С тех пор я повзрослел, и вопрос, кто и как вынимает деньги из кассы, меня почти перестал волновать.

15. Пистоли и КГБ

Я посмотрел в окно: автобус стоял, дожидаясь зеленого света, перед запруженным машинами Садовым кольцом. Если здесь перейти на другую сторону и пересесть на троллейбус «Б», то через одну остановку будет Курский вокзал, откуда мы завтра поедем с Батуриными к морю. Но какое море без ласт, которых у меня никогда не было? А вот маска была, но в прошлом году я уронил ее в Новом Афоне на камень и разбил за день до отъезда. Даже расплакался от огорчения. Дядя Юра успокаивал, мол, вставить стекло в резиновое обрамление — плевое дело. Но оказалось, в целой Москве нет ни одной мастерской, где принимают в ремонт маски для подводного плавания. Тогда Башашкина осенило: можно договориться с теми, кто чинит аквариумы. Какая разница, куда вставлять стекло — в железный каркас или в резиновый паз? Мы помчались в «Ремонт аквариумов», куда-то в Электродный проезд. Бывают же названия! Но мастер, выслушав нас, только покачал головой:

— Себе дороже. Пока овальное стекло по лекалу вырежешь — замучаешься. Проще и дешевле вам новую маску купить.

Тимофеич, узнав про мое горе, усмехнулся, обозвал Башашкина трепачом и взял дефектную маску на свой завод:

— Мы, сын, такие штуки для космоса лепим, что твою резиновую фитюльку починить — нам раз плюнуть.

Но то ли они там толщину стекла не рассчитали, то ли вырезали неровно края, то ли еще что-то накосячили, но воду маска вообще теперь не держала, протекая, как дуршлаг. Я взял ее на испытание в бассейн на Мироновской улице, куда мы всем классом ездим на 22-м троллейбусе два раза в месяц, и чуть не захлебнулся. Вот вам и космос!

Увидев мою расстроенную физиономию, дядя Коля спросил, в чем моя беда, и успокоил: