Титус Попович - Жажда

Моцы появлялись в Лунке раза два в году на праздниках. Приходили они в церковь, а потом напивались и устраивали поножовщину. Своих покойников хоронили чаще всего сами, без священника. После первой мировой войны моцам выделили земельные наделы, но они тут же продали их Паппу, так как им нечем было обрабатывать землю. Замкнутые и озлобленные, они довольствовались малым и работали, как каторжники, от зари до зари круглый год. Искусные резчики по дереву, моцы украшали великолепной резьбой ворота, столбы крылечек и карнизы своих грязных полуразвалившихся домишек. Столь же старательно украшали моцы кресты на родных могилах.

Баничиу поселился в хижине Гозару — высокого, кривого и диковатого моца, преданного, как собака, Паппу, который спас горца от тюрьмы, когда того заподозрили в убийстве жены. «Барон хочет, чтобы я жил у тебя. Коммунисты решили меня прикончить», — коротко заявил ему Баничиу.

Гозару пожал плечами, буркнул: «Ладно», — и устроил гостю логовище из сена на чердаке. Потом он покопался в груде кукурузной листвы, извлек оттуда ручной пулемет и отдал его Баничиу, предупредив, что у него остался от венгров еще один, в случае нужды им будет чем защищаться.

Баничиу целыми днями лежал на сене и, подложив под голову руки, разглядывал подгнившие балки. Он приучил себя ни о чем не думать, ничего не вспоминать и, одурманенный пряным запахом сена, почти все время спал. Ночью он выходил в степь, часами делал гимнастические упражнения один, под бездонным куполом неба.

Баничиу знал, что у Гозару есть дочь. Уже несколько раз ему приходилось слышать ее приятный грудной голос, непохожий на грубый говор горцев. Однажды ночью, возвращаясь из степи, он столкнулся с девушкой в заросшем сорняками огороде.

— Ты дочь Гозару?

— Да.

Баничиу схватил девушку за плечи и хотел повалить, но она оказалась сильной, и они долго, молча боролись в темноте. Лишь с трудом удалось Баничиу схватить в правую ладонь обе ее руки, грубо заломить их за спину и бросить девушку на землю. Едва Баничиу выпустил руки девушки, как она начала царапать ему затылок, лицо, потом тихо и устало заплакала.

— Какого черта, ведь я не убиваю тебя, — задыхаясь, шепнул он, а позднее, когда они поднялись, добавил:

— Ну что? Ведь не убил? Тебе тоже понравилось… Как тебя зовут?

— Луца…

— Хорошо.

Баничиу уснул, удовлетворенный. На другой день он дал Гозару немного денег и спросил, где дочь.

— Прислуга она в усадьбе… Приходит только ночью, — ответил горец.

— Ладно.

На следующий вечер Баничиу поджидал Луцу на краю деревушки, где ему пришлось выдержать настоящее сражение с собаками. Дождавшись девушку, он стал уверять ее в своих добрых намерениях и уговаривать приходить к нему ночью на чердак. Луца молча шла рядом, опустив голову.

— Сколько тебе лет? — поинтересовался Баничиу.

— Восемнадцать.

— Ну как, придешь?

— А если останусь тяжелой?

— Не останешься…

С этого дня Баничиу стал чувствовать себя почти счастливым. Днем он спал, а всю ночь до зари проводил с Луцой, потом снова засыпал, с опустошенной головой. Не раз им овладевало беспокойство — не следовало связываться с девчонкой, благополучие порождает трусость. С Луцой он почти не разговаривал, лишь раз спьяну стал рассказывать ей о Германии, но девушка ничего не поняла. Она не могла представить, что на свете существуют еще другие страны. Иногда Луца, набравшись смелости, робко гладила его лоб большой мозолистой ладонью. Гозару относился к железногвардейцу по-прежнему, лишь раз, пьяный, как-то странно посмотрел на него единственным здоровым глазом.

— Эх, барин, испортили мне дочку, — сказал он.

— Ну и что же?

После событий на ярмарке Баничиу стал еще осторожнее. Он предупредил Луцу, что убьет ее, если она обмолвится о нем хоть словечком, и начал расспрашивать у Гозару, что за люди остальные горцы.

— Люди как люди, — удивился тот. — С двумя руками, двумя ногами… Какие же еще?

Приезд барона придал Баничиу новые силы. Он не был честолюбив, и поэтому внимание и подчеркнутая любезность старика совсем его не трогали. Политические убеждения Паппа его не интересовали — он его даже не слушал; для него все кончилось с поражением Германии. Пока сопротивлялся хоть один гитлеровский солдат, Баничиу мог еще надеяться, а теперь придется ждать долгие годы, прежде чем появится новый Гитлер. Этот старый болван, барон, путается с англичанами и американцами. Там плутократия, масонство и разложение. Но Баничиу получил приказ перейти в полное распоряжение барона, и он с точностью выполняет его.

— Коммунистов необходимо призвать к порядку, — говорил барон. — Я считаю, что в этой области вы эксперт и не нуждаетесь в моих наставлениях. Я намерен действовать с вами рука об руку — я политически, а вы своими особыми методами. Главное, не дать коммунистам победить. Речь идет не о моем имуществе, которым я в любой момент готов пожертвовать родине, а о принципе и о… я надеюсь, вы понимаете. Если грабеж состоится, мы проиграем на выборах. У вас есть свои люди в Лунке?

— Есть один — Блотор. Болван, каких мало. Прячется в сторожке у лесника. Я использовал его в драке на ярмарке. Остальные трое скрылись.

Они вызвали Пику и приказали ему составить список людей, на которых могли бы рассчитывать в Лунке.

— Господин поедет в Лунку. Но никто не должен об этом знать, — сказал барон, указывая на Баничиу.

— Понял, ваше благородие! Они могут остановиться у меня…

— Дети есть?

— Есть… дочка.

— Тогда лучше в другом месте, — отказался Баничиу.

— Можно у Клоамбеша… Люди состоятельные, дом большой. Единственного сына у них русские застрелили.

— Идет, — согласился Баничиу. — Ты отправляйся в село, поговори с этим… как там его. Прислушайся к разговорам, потом к ночи приходи за мной. Ступай!

Пику растерялся: разговор с бароном снова срывался. Может, это к лучшему? Что они там затеяли? Что могут сделать несколько человек против целого села?

Баничиу вернулся в поселок и приказал Гозару сходить за Блотором, объяснив, как нужно свистнуть, чтобы тот не убежал или не обстрелял моца. Когда Гозару ушел, Баничиу принялся за чистку автомата. Блотора он знал еще с тысяча девятьсот сорок первого года. Он один из всей Лунки принимал участие в железногвардейском путче в Араде. Второй раз они встретились только зимой тысяча девятьсот сорок четвертого года? Блотор работал на фабрике, но его выследили, и ему пришлось прятаться под мостами еле живому от голода и страха. Баничиу снабдил его деньгами на дорогу до Лунки и приказал спрятаться там до поры до времени.

Гозару вернулся с Блотором часам к десяти вечера. Длинная борода и вонючий овчинный полушубок делали Блотора неузнаваемым. В своей норе он совсем одичал, испуганно озирался, не мог сдержать дрожи в руках и захмелел от первого же стакана цуйки. Баничиу сообщил ему, что они вместе отправятся в Лунку на дело, затем усадил на стул и заставил Гозару сбрить ему бороду. Бритва была тупая, но Блотор молча выдерживал пытку. Только слезы струились по щекам, поблескивая в тусклом свете коптилки.