Титус Попович - Жажда

Они ушли, сопровождаемые умоляющими взглядами Луцы. Не вытерпев, она побежала вслед, отозвала Баничиу в сторонку и тихо сказала ему, что в усадьбу приехал человек, который не дает ей прохода.

Баничиу пожал плечами, порылся в карманах и, протянув девушке тысячу лей, обещал через неделю вернуться обратно. Потом он зашагал широким военным шагом. Маленький Блотор еле за ним поспевал, стараясь догнать и затеять разговор. Но на все вопросы Баничиу отвечал лишь невнятным бормотанием. Блотор продолжал бессвязно болтать. Он жаловался, что давно не видел женщин, что лесник гонит его, боясь попасть в беду. В конце концов терпение Баничиу лопнуло. Он подождал, пока Блотор поравняется с ним, и схватил за шиворот.

— Послушай ты, скотина. Я командир нашего движения по всему уезду. Как ты осмеливаешься говорить со мной, когда я тебя не спрашиваю? А? Чтобы этого больше никогда не повторялось!

Когда они дошли до креста у околицы села, из кустов поднялась человеческая тень.

— Это я — Пику, — раздалось в темноте. — Здравия желаю! Все в порядке. Будете жить у Клоамбеша. Это ты, Блотор? Да, видать, худо тебе пришлось. На улице ни души, все словно с ума сошли, торчат в корчме, языки чешут. Запись продлится еще три дня, потом приедет землемер, и крестьяне начнут пахать баронскую землю.

— Черта с два начнут, — хохотнул Баничиу. — Как пойдем?

— Да вдоль протоки.

— Блотор, у тебя есть оружие?

— Есть, ваше благородие! Вот оно! — И он вытащил из штанины обрез.

— Ну, этим ты, пожалуй, сам застрелишься, — заметил. Баничиу.

— Я дам ему немецкий автомат и сколько угодно патронов, — предложил Пику. — Все село с автоматами.

Шли в обход, по задворкам, потом спустились в русло пересохшей протоки. Идти было трудно, ноги цеплялись за коряги, сухой камыш стегал по лицу. Неожиданно зашли в мягкую, как мамалыга, трясину. Блотор увяз и не мог выбраться, пока Баничиу не вытащил его за шиворот, как щенка. Наконец поднялись на дамбу, крадучись пересекли большой ухоженный огород и вошли во двор Клоамбеша.

В доме не светилось ни одного огонька. Пику поднялся на крыльцо и несколько раз осторожно постучал в окно. Дверь отворилась, и Клоамбеш поспешно впустил их внутрь. На столе горела лампа с прикрученным фитилем, окна завешаны одеялами.

Клоамбеш был бледен, и его дряблый подбородок дрожал, как у жабы. Баничиу крепко пожал ему руку и уселся за стол.

— Боже мои, Блотор, ты ли это? Сколько лет не виделись, — заныл Клоамбеш. — Слышал, что ты помер, видать — не сладко тебе пришлось, бедняга.

— Поменьше болтовни, старина, — властно остановил его Баничиу. — Поедим и ляжем. Где ты нас уложишь?

— В большой комнате. Туда сразу не попадешь, а окна я забил.

— Хорошо. Теперь покорми нас. Ты, Пику, пройдись по селу. Завтра явишься с рапортом. Я ложусь.

— Можно мне немного потолковать с кумом Клоамбешем? — робко спросил Блотор.

— Можно.

Клоамбеш отнес ужин Баничиу в большую комнату и подсел к Блотору.

— Ну как, куманек?

— Да так… Худо мне приходится, как ты сам сказал. Но теперь все позади. — Он приложил палец к губам и зашептал: — Человек этот самый старший начальник. Персона! Дай мне выпить. Страх до чего устал.

Блотор был дальним родственником Клоамбеша по материнской линии. Он вырос вдали от семьи. Батрачил по деревням, работал поденщиком в городе, где и связался с железногвардейцами. Когда они пришли к власти, Блотора назначили в Лунку старостой. Беспредельно глупый и самонадеянный, он целый день торчал в корчме, а писарь Мелиуцэ творил за его спиной все, что ему было угодно. Блотор угощал всех и кричал: «Каждому погон [32] Погон — мера поверхности в 5012 кв. м. «Каждому человеку — погон!» — один из демагогических лозунгов железногвардейцев. , братцы, человек и погон! Так хотел капитан» [33] Подразумевается Корнелиу Зеля Кодряну — основатель фашистской Железной гвардии в Румынии. .

Чтобы как-нибудь проявить себя, Блотор решил избить или пристрелить кузнеца Юхаса Гьюси — единственного «чужака» в Лунке. Но крестьяне задобрили старосту деньгами, боясь, что иначе их лошади останутся неподкованными, а телеги без ободов. На фашистский путч Блотор уехал один и не возвращался в село до зимы тысяча девятьсот сорок четвертого года, когда спрятался у лесника Быргэу, тоже своего дальнего родственника.

Клоамбеш всегда считал, что Блотор не стоит и ломаного гроша, но ссориться с ним остерегался. Теперь, глядя, как Блотор напивается в одиночку, он с горечью, думал о том, какая слабая, должно быть, царанистская партия, если опирается теперь на такое ничтожество. Может, второй почище будет. Видать по всему, как он ведет себя и командует, — должно быть, крупная птица. Клоамбеш подумал, что неплохо бы поговорить с Баничиу о Митру Моце — пока этот голодранец в Лунке, не видать ему покоя. Митру необходимо убрать.

Уже совсем стемнело, но те, кого еще не записали, все не хотели уходить. Они толкались во дворе и то и дело подходили к столу, где вместо Митру сидела теперь Эмилия. Наконец она отложила ручку, аккуратно собрала бумаги и строго, как в классе, заявила:

— На сегодня довольно! Завтра начнем с утра. Мы тоже люди и должны отдохнуть.

По толпе пробежал глухой, недовольный ропот. Но Эмилия повторила еще решительней:

— На сегодня все! Понятно? Вам тоже пора по домам.

— А завтра во сколько приходить? — спросил чей-то недовольный, расстроенный голос.

— Когда хотите, — засмеялся Арделяну. — Хоть в три утра. Мы начнем в восемь, и думаю, что к вечеру управимся.

— Дай бог, — вздохнул кто-то из крестьян. — А то я в самом конце списка и боюсь, что мне ничего не останется.

Люди стали расходиться медленно, нехотя. Эмилия пошла готовить ужин. Арделяну, Джеордже, Митру, Глигор, Битуша и Кула Кордиш остались в школе на совещание.

— Товарищи, — сказал Арделяну, — все вы, я вижу, очень довольны.

У Митру в самом деле лихорадочно блестели глаза. Он был в восторге от сегодняшнего дня. Особенно взволновала его радость людей, получавших землю, порадовала Митру и жена, оказавшаяся такой находчивой и смелой. Ему льстило, что на этом втором за сегодняшний день партийном собрании Арделяну говорил с ним серьезно, как в школе.

— Это хорошо, — продолжал Арделяну. — Нам, конечно, есть чему радоваться. Только мы не должны забывать одного — Паппа так легко не возьмешь. Поймите, речь идет здесь не только о потере земли, но и о потере престижа, а это, пожалуй, самое главное (Митру не понял слова, но многозначительно кивнул головой), потере влияния не только в нашем, но и в соседних селах. Не забывайте также о событиях на ярмарке и о том, как вели себя там наши односельчане.

Митру сразу залился краской и так низко опустил голову, что чуть не коснулся лбом парты. Сидевший рядом Джеордже похлопал его по колену, и это еще больше увеличило смущение Митру.