Николай Чергинец - А он не вернулся из боя

Ну, а послезавтра — в путь. Повезу я вас сам, правда, с шофером. Давненько я не бывал в тех местах.

— И куда мы едем? — спросил Андрей.

Середич достал карту, отодвинул посуду и разложил ее на столе:

— Смотрите, вот наша с вами столица Хараре, к югу находится город Мутаре. Там моя фирма. От Мутаре шестьдесят пять километров к юго-востоку, к границе с Мозамбиком. Там субтропики, много железных и тиковых деревьев. Кроме традиционной для Африки «большой пятерки»: носорога, льва, слона, буйвола и леопарда, — есть дикие собаки, саблерогие антилопы, гиппопотамы, гиены, жирафы, крокодилы, питоны и другие объекты охоты.

У вас будет отдельный небольшой дом, каменный, немного укрепленный, на случай нападения бродячих искателей месторождений и прочих. Рядом с домом установлен ветряк, который дает электричество в дом, имеется радиотелефон. Дом разделен на две половины: одна — служебная, вторая — жилая. У вас будет оружие: пистолеты «Беретта», автомат «Узи» и даже ручной пулемет советского производства, на всякий случай гранаты, дымы. Боеприпасов хватает. У вас в подчинении будут пять охранников, живут они недалеко.

Андрей, скажу откровенно, я доверяю вам — офицеру, прошедшему через такие испытания. Вообще предлагаю перейти на «ты», как и положено землякам. Согласны?

— Конечно.

Они пожали друг другу руки.

— Ты забыл поинтересоваться свой зарплатой, — хитро прищурился Середич.

Андрей молча пожал плечами:

— Как-то не задумывался. Куда мне деньги девать? Что с ними делать?

— Ой, не скажи. Деньги ты же можешь отправить кому хочешь. Банки здесь работают четко. Я тебе предлагаю для начала такие условия. Завтра мы заедем в банк, паспорт у тебя теперь есть, мы откроем тебе счет. В качестве первого взноса внесем триста долларов. Каждый месяц такая же сумма будет поступать тебе на счет. Если же дела на приисках пойдут неплохо, я с удовольствием увеличу сумму твоего дохода. Идет?

— Вполне.

— Тогда отдыхай, завтра в десять утра будь готов, я за тобой заеду.

После ухода шефа Андрей улегся, но еще долго не мог уснуть. В его памяти опять всплыла семья: жена, доченька и, конечно же, мама. Вспомнил, как он, только что окончивший училище, влюбился в молодую девушку — выпускницу института. А получив назначение в Белорусский военный округ, решил не откладывать женитьбу и сделал своей девушке предложение. Она пообещала дать ответ после того, как посоветуется со своими родителями. Андрей был уже знаком с ними, но очень стеснялся отца Тани — полковника милиции. На следующий день она сказала: «Вчера вечером завела разговор, мама — в слезы, она меня по-прежнему считает ребенком, а отец, молча выслушав, ничего не сказал, ушел в свой кабинет. Я всю ночь не спала, сама себя спрашивала: смогу ли я быть хорошей женой? Но утром отец за завтраком вдруг спросил, готова ли я жить с молодым лейтенантом в полевых условиях, без элементарных удобств, ведь навряд ли сразу же выделят квартиру, и жить, скорее всего, придется на частной?»

В конце концов любовь победила. Состоялась свадьба, затем переезд в Минск, а места в квартире Бровикова вполне хватило. Андрей вспомнил, как дожидался рождения ребенка. Таню в ожидании родов доставили в роддом. Андрея отпустили со службы, он прибыл к жене перед обедом, ждал до вечера, и только когда стемнело, смог попасть к врачу. Она как раз пришла с осмотра Тани и сказала:

— Товарищ лейтенант, рожать — это не прыгать с парашютом, это дело тонкое. Идите домой, завтра утром позвоните.

Андрей, убедившись, что у Тани все нормально, спросил:

— Доктор, скажите честно, она родит ночью?

Врач рассмеялась:

— Товарищ лейтенант, вы хоть раз рожали? Нет, конечно, и это правильно. Рождение не всегда идет по расписанию.

Бровиков умудрился добиться от врача слова, что Таня родит наступающей ночью, а сам остался ожидать во дворе роддома. Благо было лето, и он, в одной гимнастерке, как смеялись медики, увидев его во дворе, заступил на вахту. Таня родила в ноль сорок. Одна из медсестер проявила сострадание и тут же вышла во двор и «доложила» лейтенанту, что он добился своего, и у него появилась на белый свет дочь.

Радости не было предела. Андрей сначала бросился к трамваю, но, не дождавшись его, бросился к троллейбусной остановке, а затем просто побежал домой, чтобы сообщить радостную весть.

Затем прошел все ступени службы в Афганистане. Только одного не мог вспомнить: что случилось и как он оказался в ущелье и в конце концов в плену. Вспомнил тюрьму и крепость, где томились советские и афганские военнослужащие. Как ребята заботились о нем, требовали лекарства для него, перевязки, убеждали тюремщиков и иностранных советников, что перед ними простой советский солдат.

«Как там Леонов и Николаев?» — подумал он. Вспомнил эпизод, как писали письмо на Родину, как расписывались кровью. Как он не смог поставить свою подпись, потому что ворвались тюремщики и стали осматривать помещение, обыскивать пленных. Вспомнил полет в американском самолете, тех американцев, которые летели с ним. Подумал о них тепло, ведь они ни словом, ни взглядом, ни жестом не показали отвращения к нему, а, наоборот, ненавязчиво предложили что-нибудь съесть, попить. И вывезли его на территорию Египта в обход таможенной и пограничной служб.

Заснул он только около трех часов ночи.

Тем временем в Союзе продолжались большие перемены. Резко ухудшились поставки продовольствия и товаров широкого потребления, было хорошо видно, что наступил спад экономики. Полки магазинов в буквальном смысле опустели, и народ часто не мог купить продукты первой необходимости. Все больше людей стало выходить на улицы. Чувствовалось, что чья-то «опытная» рука ведет государство к развалу.

В стране нарастала напряженность, появились острые конфликтные ситуации на национальной почве в союзных республиках.

Общественные организации воинов-интернационалистов, матерей и вдов погибших и пропавших без вести в Афганистане старались больше уделять внимания крайне нуждающимся. Вот и Вера Федоровна с Анной Степановной решили навестить инвалида афганской войны Николая Капарико и вышли от него все в слезах. Еще бы! Парню двадцать лет, а он — без рук и без ног. И как бы он жил, если бы не медсестра санатория с добрым сердцем, которая вышла за него замуж. Все у них складывалось хорошо, даже родили сына, получили квартиру, но, сработал афганский синдром. Телевидение, радио все чаще стали вещать, зачем, мол, нам нужна была война в Афганистане. Причем ставили ее в вину не только руководителям партии и правительства, но и самим пацанам, исполнявшим в Афганистане интернациональный долг.