Иэн Макьюэн - Таракан [litres]

– Джим.

– Мистер президент. Надеюсь, я вас не отвлекаю посреди важного…

– Нет, я тут э-э… слышал, ты вставляешь французам.

– Они убили шестерых наших ребят.

– Убийство – это непорядок, Джим.

– Абсолютно. Согласен на все сто.

Джим растерялся от такого неожиданного единодушия. Ему были слышны крики, выстрелы и лошадиное ржание на заднем фоне, а затем вдруг бравурно заиграл оркестр с валторнами и струнными, вызывая в воображении пустынную равнину с кактусами и крутыми холмами. Джим попытался завести светский разговор.

– Как там Мел…

Но президент перебил его.

– А как там с этим новым проектом, ну, понял, с этим… изворотизмом?

– Разворотизмом? Фантастика. Мы почти готовы начать. Тут такой переполох. Поворотный момент истории.

– Встряхивать историю – это хорошо. Задай Евросоюзу взбучку.

– Мистер президент, я как раз хотел обсудить с вами.

– У тебя две минуты.

И премьер-министр изложил свое дело в выражениях, которые использовал министр юстиции, добавив несколько красочных, сочных подробностей от себя. Вверх по трубам хлынул противоточный поток свежей энергии, вмиг сокрушив старые засоры, отбросив стереотипы, а под конец высоко в воздух выстрелил сказочный фонтан торговых сделок, фондов, электронных долларов, падавших на землю, словно долгожданный дождь, словно спиральный вихрь осенних листьев, словно вьюга, кружащаяся воронкой…

– На мой счет? – сказал президент хриплым голосом. – То есть на мой расчетный счет?

– Офшорный, разумеется. Вам нужно будет привлечь своих людей.

Повисла тишина, перемежаемая приглушенным смехом по телевизору, дребезжащим пианино, звоном бокалов и радостной пальбой в потолок.

– Когда ты вот так говоришь об этом, – сказал, наконец, президент, – я вижу, в этом что-то есть. Определенно. Думаю, вместе мы, Джим, заставим развратизм заработать. Но сейчас мне нужно э-э…

– Еще одно слово, мистер президент. Могу я задать вам личный вопрос?

– Конечно. Если только это не касается…

– Нет, нет. Конечно. Это касается того, что было… до того.

– До чего, Джим?

– Шесть?

– Повтори.

– Хорошо. У вас… У вас раньше…

– Раньше что?

– Было гм…

– Боже! Выкладывай, Джим! Было что?

– Шесть ног? – прошептал он.

Линия смолкла.

Погода, этот верный символ британского характера, выкидывала фортели. После пяти дней небывалой жары по всей стране зарядил на две недели небывалый ливень. Темза, как и все прочие реки, поднялась, и Парламент-сквер ушел под воду на четыре дюйма, так что туда нанесло всевозможного плавучего мусора. Даже лучшие фотографы не могли сделать удачный кадр. Когда же дождь прекратился, с Азорских островов снова пришла жара, еще сильнее и длиннее прежней. В течение недели после того, как спала вода, в прибрежных районах Лондона повсюду лежал толстый гладкий слой шлама. Влажность не опускалась ниже девяноста процентов. Когда грязь подсохла, поднялась пыль. Из-за знойных ветров, дувших с необычайной свирепостью по несколько дней кряду, возникали неведомые раньше в городе пыльные бури, изжелта-бурые, такие плотные, что было не разглядеть Нельсона на его колонне. Часть песка, как было установлено аналитическим путем, долетела из Сахары. В партии свежих фиников на Боро-маркете был обнаружен живой черный скорпион длиной четыре дюйма. Ошалелые пользователи соцсетей отказывались понимать, что эти ядовитые создания не разносятся ветром из Северной Африки. Нашествие скорпионов отдавало чем-то библейским. Так или иначе, это усугубляло и без того мрачные настроения среди крепкого меньшинства электората, убежденного под влиянием бредовых идей правительства, что катастрофа неминуема. Другое крепкое меньшинство, не столь малочисленное, полагало, что их ожидает грандиозное приключение. Они ждали его с нетерпением. Обе фракции имели представителей в парламенте, но не в правительстве. Погода была подходящей. Сплошное безобразие и плохая видимость.

Как нарочно, Франция решила выдавать покойных рыбаков по одному в неделю, высылая их в гробах, после вскрытия. Их доставляли самолетом в Стэнстед [20] Лондонский аэропорт Стэнстед – бюджетный пассажирский аэропорт с одной взлетно-посадочной полосой. , где меньше всего хотелось светиться Джиму. Покойники, по настоянию правительства, не выдавались семьям немедленно. Вместо этого их держали в морозильнике вблизи Кэмбриджа, и, когда прибыл последний гроб, все шестеро были переправлены транспортным самолетом Королевских ВВС в Ройал Уоттон Бассетт [21] Живописный рыночный городок с населением около 12 000 человек. . Организацию взял на себя Джим. Он решил, что духовой оркестр не нужен. Вместо этого он будет в одиночестве стоять на аэродроме, молча глядя на телерепортеров и массивный четырехдвигательный винтовой самолет, заходящий на посадку. Храбрая одинокая фигура лицом к лицу с гигантской машиной. Антенны Джима тонко улавливали настроение народа. Так совпало, что в тот день зарядил дождь, и надолго. Гробы, обернутые в Юнион-Джеки, выносили друг за другом солдаты Гвардейского гренадерского полка, маршируя размеренным траурным шагом, и опускали их возле премьер-министра. Дождь пришелся кстати. Джим расчетливо отказался от зонтика, и струи дождя текли у него по лицу. Или то были слезы? К тому имелись все основания. Нация ненадолго сплотилась в безутешном горе. В Халле и рядом с кораблем Ее Величества «Белфаст», в Лондоне, возлагали горы цветов, плюшевых мишек и игрушечных рыбачьих лодок.

Затем настала вторая полоса жары. Апартаменты премьер-министра под самой крышей, с окнами, плотно закрытыми от песчаных ветров, превратились в парилку. Но влажная жара создавала идеальную среду для Джима. Никогда еще он не испытывал такого прилива сил. Его кровь, бурлившая и разреженная, неслась по венам и питала его занятой ум свежими идеями. Он отказался заменять Саймона новым специальным советником. Также он не проводил заседания кабинета. Единственной его целью стало обеспечить приход разворотизма, и он прилагал к этому все свои силы, как и обещал в парламенте. Разворотизм поглотил его, и он не видел больше ничего вокруг. Он пребывал в полубредовом блаженном состоянии, не сознавая ни времени, ни голода, ни даже самого себя. Им владела исступленная одержимость, разжигая в нем необычайное рвение, проявлявшееся в неуемной страсти к пояснениям, дополнениям, поправкам. Движимый смутным воспоминанием о Черчилле в 1940 году, он снабжал каждое письменное указание пояснением: «Дайте мне ответ сегодня, подтверждая исполнение вышеуказанного». Эти слова просочились в прессу. Премьер-министр проводил встречи с главами MI5 и 6, лидерами делового мира и профсоюзов, врачами, медсестрами, фермерами, директорами школ, начальниками тюрем и ректорами университетов. Он предпочитал не отвечать на вопросы, но терпеливо объяснял, как их различные сектора обогатятся при новом режиме. Он проводил регулярные консультации с «главным кнутом» [22] Сленговое обозначение парламентского партийного организатора. . Было похоже, что разворотческий законопроект легко пройдет с перевесом голосов в двадцать. Премьер писал меморандумы, раздавал команды и делал мотивирующие телефонные звонки членам своей министерской команды. А также передавал Ширли духоподъемные заявления для прессы. Чиновничьему аппарату было придано турбоускорение; во всех министерствах Лондона ночь напролет горел свет. Как и в апартаментах на Даунинг-стрит. Снаружи, днем и ночью, ожидали мотокурьеры, забирая и вручая документы, слишком конфиденциальные для цифровой передачи.