Гуга Лолишвили - Охотники за новостями

Мы все устраивались за столом на балконе и сидели там до тех пор пока не прекращался налёт. В том, что уснуть до его окончания невозможно, я убедился в самую первую ночь. Тогда я наскоро поужинал и принялся выбираться из-за стола.

— Ты куда? — удивлённо спросил кто-то из коллег.

— Спать.

— Не уснёшь. Подожди пока сушки [16] Сушки — имеются в виду российские самолёты серии Су, которые во время грузино-абхазского конфликта бомбили грузинские позиции в районе Сухуми. отбомбятся.

— Усну. Я сегодня так устал, что мне не сушки и не плюшки не помешают.

— Ну смотри.

Я с наслаждением вытянулся под одеялом и начал погружаться в сон. В голове плавно пронеслись самые яркие впечатления минувшего дня, затем в ушах раздались артиллерийские залпы и автоматные очереди — включился какой-то аудиофайл мозга, который проигрывал звуковую дорожку дня — обычная штука в командировках в горячие точки, это не мешало заснуть, это означало как раз то, что я уже почти сплю…

Ворвался посторонний шум. Он нарастал и постепенно заполнил собой звуковую дорожку из взрывов и автоматных очередей. Я проснулся и понял, что это гул приближающегося самолёта. В животе заворочалась неясная тревога. Она вытеснила сон и превратилась в страх.

Гул приближался, казалось, что пилот охотится на меня, он знает, что я здесь, видит меня на экране радара. Гул стал пронзительным, я сжался под одеялом изнывая от душащего страха. Раздался хлопок: П-ффф!

Я с ужасом понял, что от скользящего высоко в ночном небе самолёта отделилась ракета — раздался свист: Ф-ьюююююююююююююююю…

Заболели ладони, оказывается я сжал пальцы так, что даже мои обгрызенные ногти вонзились в плоть…

Ф-ЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮ…

Раздался удар, взрыв, пол подпрыгнул и подбросил кровать.

Я облечённо разжал кулаки, но вновь услышал гул приближающегося самолёта и всё повторилось — свист, хлопок. удар, взрыв, скачок кровати.

После третьей ракеты я поспешил на балкон, туда, откуда доносился спасительный стук стаканов.

После нескольких глотков чачи страх уходил. Мы слушали свистопляску — хлопки, свист, удары ракет о землю, мы не обращали внимания на вспышки взрыва. Мы обнаглели до того, что даже показывали вспышкам вытянутые средние пальцы. Мы рассказыли анекдоты, хохотали и я не понимал, как мог так испугаться какой-то ракеты полчаса назад.

К нам присоединились два немецких журналиста, потом появился канадец. Каждый боролся с собой под одеялом сколько мог, но не выдержал приближающегося воя очередной ракеты и торопливо одевшись пошёл на шум стаканов и весёлые крики.

Под одеялом ты беспомощен и чувствуешь себя один на один с рассекающим воздух самолётом. За столом в весёлой компании и со стаканом чачи в руке ты почему-то уверен в том, что ничего плохого не произойдёт.

Мы сидели хорошо. К полуночи нестройно голосили: We all live on yellow submarine, yellow submarine, yellow submarine…

Девочки — Инга Абгарова, Тинико и Джана держались молодцами, они

отважно подпевали, но не пили столько сколько мы, и на их напряжённых лицах блестели капельки пота.

К часу ночи мы поднялись и обнявшись за плечи начали неровно танцевать сиртаки. Мы изрядно набрались. Один из немцев свалился на пол. Его подняли и усадили за стол, но ему не сиделось. Он перестарался и напился чачи до бесчувствия.

Издалека, как сквозь вату в ушах доносился очередной удар, но пол уже не подпрыгивал под ногами и меня это почему то смешило.

После полуночи мы расходимся. Иностранцы с пьяным смехом прут немца к нему в номер.

Я стоял спиной к сухумскому аэропорту на пустыре в стороне от взлётно-посадочной полосы. Поодаль — в какой-нибудь сотне метров, у самого аэровокзала выстроилась вереница автомобилей с заведёнными моторами — «Уазик», одна или две «Волги», пара «Жигулей». Там маячили фигуры грузинских гвардейцев.

Сбоку от меня, совсем рядом толпилось странное подразделение (человек семь — восемь) какой-то скалящей зубы шантрапы. Это не национальная гвардия, да и вообще не кадровые военные. И на ребят Иоселиани они не похожи. Внешне я всех вроде знал, но этих никогда не видел. Кто же это? «Всадники» из какого то регионального отделения? Но на грузин не похожи. И явно не украинцы. Немногочисленные бойцы УНСО, единственные в этой войне союзники Грузии, выглядели по-военному, они были подтянуты, обмундированы в одинаковую камуфляжную форму.

Театральный вид — шляпы с узкими полями, жилеты, поверх которых напоказ натянуты плечевые кобуры из жёлтой кожи. Казалось они вот-вот возьмут в руки обвязанные бантами гитары, ударят по струнам, притопнут и запоют:

Я решил было подойти, завести разговор, выяснить их принадлежность, но в это время раздался сильный шум, который ни с чем нельзя перепутать — звук винта приближающегося вертолёта.

Спустя десяток секунд из-за макушки отдалённого холма показался вертолёт огневой поддержки Ми-24, за хищный вид прозванный «Крокодил».

Блестевший в солнечном свете «Крокодил», хищно описал небольшой круг, затем проходя между нами и солнцем стал тёмным силуэтом, потом опять блеснул, приблизился, словно раздумывая на пару секунд завис в воздухе, и стал снижаться. Ещё до того, как его колёса коснулись земли, открылась дверь и оттуда один за другим начали выпрыгивать российские солдаты в касках, бронежилетах, вооружённые АК — 74. Я насчитал десять деловек.

Магазины на автоматах «лежали валетом» — по два связаны изоляционной лентой, чтобы в бою тратить меньше времени на замену и вместо того, чтобы тянуть полный магазин из поясного подсумка, менять пустой одним коротким движением.

Кортеж автомобилей с заведёнными моторами снялся с места и понёсся к нам. Российские солдаты сформировали круг, в центре которого находился их вертолёт с ещё вращающимися лопастями несущего винта, и застыли, сжимая автоматы.

Стороны приступали к обмену военнопленными. Российский вертолёт доставил из Гудаута двоих пленных грузин. Их обменяют на двух русских наёмников, которые находились в одном из автомобилей несущихся к вертолёту.

За день до этого мне разрешили взять у них интервью. Разговор происходил там же, где их и содержали — в камерах следственного изолятора Сухуми. Я разговаривал как раз с теми двумя, которых предстояло обменять. Паата Закареишвили — председатель грузинской комиссии по обмену военнопленнымиьпоставил мне несколько условий — ничего не говорить о планирующемся обмене (это должно было держаться в секрете от обмениваемых пленных до последнего момента) и не говорить о других пленных, которые содержались в соседних камерах.