Карл Кнаусгорд - Детство

Конечно же, мне все высказали по полной программе. И что я много о себе воображаю, думаю, что я умнее всех, что я всегда выпендриваюсь, будто мне нравится что-то особенное, а не то, что всем. Но ведь это было не так, я просто любил хорошую музыку, а не плохую, разве это моя вина? И я все больше расширял свои знания в этой области благодаря Ингве, его музыкальным журналам, которые я изучал вдоль и поперек, и записям, которые он мне ставил. Magazine, The Cure, Stranglers, Simple Minds , Элвис Костелло, Skids, Stiff Little Fingers, XTZ, норвежские группы Kjøtt, Blaupunkt, The Aller Værste!, The Cut, Stavangerensemblet, DePress, Betong Hysteria, Hærværk . Ингве учил меня все новым и новым гитарным аккордам, и, когда он уходил, я брал гитару и, перекинув через плечо ремень его «Фендера» и вооружившись старым черным гибсоновским медиатором, играл, пока его нет. На всякий случай я купил учебник игры на ударных, выстругал две палочки и разложил вокруг себя на полу несколько книг. Та, что слева от меня, изображала хай-хэт, рядом с нею — барабан, а три книжки над ним изображали тамтамы. Единственным, кто участвовал со мной в этих занятиях, был Даг Магне, и с ним мы все больше времени проводили вместе. В основном мы сидели у него в комнате, слушали пластинки и пытались повторять услышанное на его двенадцатиструнной гитаре, но бывало, что он, наоборот, приходил ко мне; у меня в комнате мы читали каждый свою книжку комиксов, так как мамин запрет со временем утратил силу, одновременно слушали кассеты и разговаривали о девочках или о том, как соберем свою музыкальную группу, тратя немало времени на придумывание ее названия. Он хотел, чтобы она называлась «Безымянные ученики Дага Магне», я был за то, чтобы назвать ее «Тромб». Мы сошлись на том, что оба названия по-своему хороши, а окончательное решение можно отложить, пока дело не дойдет до первого выступления.

Так прошла эта зима с нашими первыми классными вечеринками, на которых мы играли в игры с поцелуями, обнимались и тискались, танцевали, топчась в обнимку с девочками, которых, проучившись пять лет в одном классе, знали лучше, чем родных сестер, однако стоило телу Анны Лисбет оказаться в моих объятиях так близко, в голове у меня все взрывалось. Запах ее волос, искрящиеся глаза, которые все так же светились радостью жизни, как раньше, и — ах — ее маленькие груди под тоненькой белой блузкой, какое же это было ФАНТАСТИЧЕСКОЕ ощущение! Совершено новое, прежде неведомое, но, испытав это однажды, я хотел его снова.

Зима прошла, настала весна и принесла с собою свет, все больше растягивая промежуток до наступления ночи, и холодные дожди, от которых оседали и оседали сугробы, чтобы постепенно исчезнуть. В одно такое мартовское утро, с густо нависшими темными тучами и дождем, я, как обычно, вышел на кухню, чтобы позавтракать. Мама уже уехала, у нее была утренняя смена. Радио она оставила невыключенным. Еще не выйдя из спальни, я уже понял, что ночью что-то случилось. Слов было не разобрать, но в голосе диктора звучали необычные, драматические интонации. Я намазал себе бутерброд, положил на него кусочек салями. Налил в стакан молока. Оказывается, в Северном море произошла авария, там перевернулась и ушла под воду нефтяная платформа. За окном по стеклу медленно скатывались дождевые капли. Дождь негромко барабанил по крыше, окутывая дом глухой пеленой. У Густавсена завели машину, зажегся свет перед домом. Произошла страшная катастрофа, много людей числятся пропавшими, никто не знал точную цифру. Когда я через полчаса подошел к «Б-Максу» в сапогах с заправленными туда брюками и в плотно завязанном капюшоне дождевой куртки, там только об этом и было разговоров. У всех был кто-нибудь знакомый, кто знал кого-то, у кого как раз на этой платформе работал отец или брат. Одного звали Александр Хьелланн. Кажется, у платформы подломилась одна из опор. Что это было — блуждающая гигантская волна? Бомба? Ошибка проектировщиков?

На первом уроке учитель начал с разговора об этой аварии, хотя был урок математики. Я подумал, что об этом скажет кристиансаннский дедушка. Он всегда говорил нам, чтобы мы шли в нефтяники — мол, будущее за нефтью. Но с другой стороны звучали иные сигналы: один из репортажей в выпуске новостей начинался с прогноза о том, что нефтехранилища скоро опустеют, что все движется к этому гораздо быстрее, чем думали раньше, и через каких-то двадцать пять лет нефть полностью закончится. Прозвучавшая дата, 2004 год, произвела на меня ошеломляющее впечатление. Это было такое далекое будущее, что казалось чем-то нереальным, а тут вдруг о нем говорят как о конкретном факте, а такое воспринимается уже совершенно иначе, чем когда ты сталкиваешься с чем-то похожим в научной фантастике и в газетах, и это переворачивало все представления: неужели 2004 год и вправду настанет? При нашей жизни? Вдобавок меня встревожил сам тон обозревателя, предрекавший что-то ужасное, меня вообще расстраивала мысль, что чему-то придет конец. Это мне совсем не нравилось, я хотел, чтобы все, что есть, продолжалось и никогда не кончалось. Конец чего бы то ни было меня пугал. Поэтому я надеялся, что Джимми Картер останется на второй президентский срок, а Одвар Нурдли [22] Нурдли Одвар (1927–2018) — норвежский премьер-министр в 1976–1981 гг. и его Рабочая партия выиграют следующие выборы. Мне нравился Одвар Нурдли, несмотря на его вечно усталый и болезненный вид, и не нравились Могенс Глиструп [23] Глиструп Могенс (1926–2008) — датский политик, основатель либертарианской Партии прогресса. и Улоф Пальме — в них было что-то угодливое и потому нехорошее, что проглядывало в складках губ и в глазах. То же самое было и у Эйнара Фёрде [24] Фёрде Эйнар (1943–2004) — норвежский журналист и политик. В 1970–1981 гг. — министр образования и по делам церкви. В 1981–1989 гг. — председатель Рабочей партии, в 1989–2001 гг. — генеральный директор норвежского радио, НРК. и Реиульфа Стеена [25] Стеен Реиульф (1936–2014) — деятель Рабочей парии Норвегии, политик. , хотя и не в такой степени. Зато мне нравилась Ханна Кванму [26] Кванму Ханна (1926–2005) — норвежский политик, на момент повествования была депутатом стортинга, где возглавляла фракцию социалистов, с 1991 по 2002 г. — член норвежского Нобелевского комитета. , в отличие от Голды Меир и Менахема Бегина, несмотря на Кэмп-Дэвидское соглашение. Об Анваре Садате трудно было составить себе определенное мнение. Как и о Брежневе, хотя он был для меня явлением иного рода. Глядя, как он стоит в толстой шубе и меховой шапке, с кустистыми бровями над узкими монгольскими глазками на ничего не выражающем лице, и механически машет рукой проходящему внизу параду, в котором одна за другой перед ним проезжают ракетные установки в окружении одинаковых солдат, тысячами марширующих по площади строевым шагом, я не видел в нем человека, это было что-то другое, к чему не знаешь, как относиться.