Ричард Руссо - Шансы есть…

— Он не…

— Нет, меня он не трогал, ничего такого. Да и сама беседа складывалась безобидно. Но у меня от него все равно мурашки. Как будто он взвешивает в голове какие-то возможности. Оценивает риски. Пытается замерить, насколько я сильна, каких неприятностей от меня ждать. Особенно я помню, как счастлива была, услышав хруст гравия под твоими колесами снаружи. А он обалдел, точно тебе говорю. Как будто удивился, что ты слишком рано вернулся, так же сильно, как и я, — а не удивлялся бы, если б не дожидался твоего отъезда.

— Почему же ты мне тогда всего этого не рассказала?

— Я собиралась, но к тому времени, как он ушел, успела убедить себя, что мне все это померещилось.

— Ты сделала ровно то, о чем предупреждала наших дочерей, — чтобы никогда так не поступали.

— Господи, ты прав. Мы им всегда велели доверять инстинктам. — Долгий миг оба помолчали. — Так в чем там дело, Линкольн?

— Не знаю. Правда не знаю.

— Ожидаешь неприятностей?

— Он не заявится, если увидит Мики.

Однажды ублюдок загнал Джейси на кухне в угол и Мики разобрался с ним быстро — четкий апперкот в подбородок, в самое яблочко. С террасы они услышали грохот падающего тела.

— Дай мне слово, что не станешь с ним связываться, — сказала Анита.

— Я не собираюсь ему даже перезванивать, — ответил Линкольн. Если нагрянет лично, то он как-нибудь разберется. Вероятно, Мартин прав. Троер, несомненно, хочет сделать предложение без посредников, а риелтора оставить без комиссии.

— Ребята нормально доехали?

— Тедди прибыл вчера днем. Мики ждем с минуты на минуту.

— Поцелуй их от меня.

— А что бы тебе самой в самолет не сесть? В Вудз-Хоуле окажешься как раз вовремя, успеешь на последний паром. Парни будут счастливы тебя видеть.

— Мне б тоже очень хотелось повидаться, но в понедельник нужно быть в суде спозаранку и в хорошей форме. А сегодня попозже еду в Аризону проведать Вольфганга Амадея, не забыл?

— Мне моего отца предпочитаешь, а?

— Не смей меня стыдить, балда. Я твою работу делаю.

Да, разбираться с его отцом ей приходилось слишком уж часто. Но вчера он сказал Тедди правду. Если стремишься к хорошим исходам, Анита — идеальный человек для такой работы.

Отключившись, он помассировал большими пальцами виски. Ему ночью действительно приснился Троер? Где-то между большими пальцами у него сгущалась темная мысль.

Под душем он мысленно составил список того, что требовало его внимания в понедельник, когда Тедди и Мики уедут. Здесь все уже выглядело запущенным — и внутри, и снаружи. Дранка уже много где из обветренной сделалась покорбленной, а внутри все стены нужно перекрасить. Деревянные перила террасы гуляли — прогнили до трухи. Анита наказала заснять каждую комнату телефоном на видео, чтобы не пришлось полагаться только на его оценку. По ее мнению, он, как почти все мужчины, слеп к тому, что у него перед самым носом. Предполагая, что она права, Линкольн все же считал, что в последнее время в его адрес прилетает слишком уж много гендерных оскорблений. Стоит только ему сглупить и опуститься до каких-либо обобщений насчет женщин, как тут же жди возмущенный хор жены и дочерей. Отчего же мужчины считаются честной добычей? Более того, если Мартин прав и дом пойдет под снос, возня с заказанным видео будет пустой тратой времени. Покраска и новая обшивка, вообще-то, тоже.

Он вытирался, когда услышал снаружи низкий гортанный рокот и ощутил, как под босыми ногами завибрировал пол. Зная, что́ это предвещает, он быстро натянул спортивные трусы и футболку и заорал Тедди, который трудился над какой-то рукописью на террасе.

Как раз когда Линкольн вынырнул из дома, здоровенный «харлей» содрогнулся и затих. Мики, в джинсах, ковбойских сапогах и кожаной куртке, стащил с головы шлем и остался сидеть, просто воззрившись куда-то перед собой, — лицо для него необычное, бесстрастное. Тоска, прикинул Линкольн, или сожаление? Чем бы ни было, выражение это пропало очень быстро, когда Мики заметил Линкольна, — тому даже стало интересно, не вообразил ли он его.

— Лицевой, — произнес Мики, расплываясь старой знакомой ухмылкой.

— Большой Мик на Кастрюлях, — ответил Линкольн, осторожно ступая босыми ногами на гравий. Их старые клички — аватары молодости — были давним ритуалом приветствия.

— Что это с тобой такое, к черту? — спросил Мики, хмурясь. — Весь согнулся, как старик.

— Поясница затекла, — признался Линкольн. — Днем расхожусь — выпрямлюсь.

Они пожали друг другу руки, Мики — так и не слезши с «харли», будто еще не решил, остаться ему или нет. Заскрипели ржавые петли сетчатой двери — то вышел Тедди в плавках, шлепанцах и ветхой толстовке Минервы.

— Тедомотина, — произнес Мики — у него для всех знакомых было хотя бы по одной кличке. Тедди он также звал Тедушкой и Тедмариком. — Так подойди ж сюда, дай я на тебя взгляну. А ты гольфики под сандалики не носишь.

— Ты надеялся, что ношу?

— Прикидывал, что в этом году запросто.

— Ты выглядишь как прежде, — сказал Тедди. — Ну или хотя бы шестидесятишестилетним вариантом того «прежде». Ты с этой штуки способен слезть или так и будешь на ней сидеть с видом Марлона Брандо?

Выскользнув из-под рюкзака, Мики протянул его Линкольну, и тот удивился тяжести.

— Что у тебя там? Камни?

— Водка, томатный сок, соус «Табаско», водка, сельдерей и водка, — проинформировал Мики, перекидывая через «харли» здоровенную ногу, чтобы опустить подножку. — У нас вчера вечером сейшен был. Домой только в три приехал.

Когда он вогнал шлем под сиденье мотоцикла, Тедди постучал по нему костяшками.

— Ты наконец его носить начал.

— Закон такой. А кроме этого — вот что. — Мики раздвинул длинноватые рокерские волосы и показал длинный и раздраженный розовый шрам.

— Господи, — промолвил Тедди, и кровь отхлынула у него от лица.

Мики хмыкнул, слишком хорошо зная ужас Тедди перед телесными травмами, сопровождавший его всю жизнь.

— Ну, в общем, — вздохнул он, снова закидывая рюкзак на плечо, — время «Кровавой Мэри». — Он с сомнением оглядел Линкольна. — Сам вовнутрь заберешься, старик, или нам тебя внести?

— И я тебе рад, Мик, — сказал Линкольн. — Даже не знаю почему, но вот так.

Мики хлопнул его по плечу.

— Пошли. Тебе недостает злоупотреблений.

— Наверняка.

Уже в дверях они услышали металлический стон и повернулись — «харлей» Мики, для которого гравий оказался плохой опорой, завалился набок. Освободившись из-под сиденья, шлем скатился по склону и замер у их ног.

— Вот так и лежи, — велел непослушному мотоциклу Мики и вошел в дом.

Тедди подобрал шлем и, вздернув бровь, глянул на Линкольна, затем повесил шлем на ближайший фонарь.