Ференц Загони - На распутье

— Мате.

— Значит, не пирог с маком, а Матфей-евангелист. Это мне нравится. Надеюсь, ты на самом деле истинный христианин?

— Да, христианин, — ответил я.

— Послушай, малец. — И он положил мне на плечо руку. — С этим Гергеем смотри не очень водись. Вот так-то. Если проявишь себя на тренировках, через две-три недели зачислю в команду.

Его слова окрылили меня, мне казалось, будто я взлетел вверх на качелях. Все ликовало во мне: шуточное ли дело — буду играть в команде. Через две-три недели. Ну как же тут не стараться!

Прошло несколько недель. Однажды утром Гергей спросил меня в раздевалке, не хочу ли я перейти на другую работу.

— Стал бы работать вместе со мной, — сказал он.

— Кем?

— Пока подсобным рабочим, конечно. Кем же еще? Но заработок будет побольше, к тому же у тебя появится возможность получить специальность.

Но я не хотел приобретать специальность. Как ни хорошо на заводе, а меня все же нет-нет да и потянет на стройку, где больше простора и работа разнообразнее. Мой отец тоже был строителем.

— А на сколько больше я буду получать?

— Видишь ли, — недовольно поморщился Гергей, — этого я не могу высчитать тебе с точностью до филлера. Но если ты не намерен вечно выгребать мусор за другими, то я на твоем месте согласился бы.

— А что мне для этого надо предпринять?

— Поскольку ты такой дотошный, тебе остается только согласиться. Об остальном я сам позабочусь.

И он позаботился. В начале следующего расчетного периода, не помню точно, в начале или в конце месяца, я уже работал его подручным. Поначалу вся моя работа состояла в том, чтобы к изготавливаемому прибору отрезать по три проводка разного цвета, зачищать у каждого оба конца, окунать в какой-то раствор, затем скручивать или, наоборот, сначала скручивать, а потом окунать, сделать на концах петли, примерить на приборе и, если они точно подходят к клеммам, снять и передать Пали. Несложное дело и действительно куда приятнее и ответственнее, чем моя прежняя работа. С тех пор ко мне иначе стали относиться все подсобные рабочие. Правда, я не очень-то обращал на это внимание. Плевать мне на них, если они судят о человеке по тому, что он держит в руках — веник или плоскогубцы. В конце концов не это важно. Главное — мы теперь с Пали были всегда вместе и, разумеется, о многом болтали. Кому приходилось работать на пару с кем-нибудь так, чтобы работа не поглощала все внимание и не требовала постоянного напряжения, тот знает, что сначала молчишь, стараясь смекалкой помочь рукам, затем все идет само собой, проходит утро, первая половина дня, постепенно язык развязывается и стоит лишь о чем-нибудь подумать, как тут же произносишь это вслух. Если же такое сотрудничество продолжается многие недели, месяцы, то разговор ведется обо всем на свете: о женщинах, кино, спорте, о том, что будет после нашей смерти и что было до рождения, когда придет конец света и почему, какой величины атом и вселенная, насколько одна планета солнечной системы меньше другой, существует ли в действительности понятие величины, и если нет, то это само собой предполагает, что один предмет тождествен другому, что означает понятие «я», как оно воспринимается кем-то еще, что для него является этим «я»…

Разумеется, подобные вопросы возникали главным образом у меня. Пали их внимательно выслушивал, не назвав ни один из них глупым или пустым. Когда я однажды спросил, не надоело ли ему отвечать на мои вопросы, он сказал, что находит их очень интересными, более того, считает замечательной гимнастикой для мозга, чтобы потом правильно решать и более сложные задачи.

Кажется, наша совместная работа длилась полгода, и я уже знал любимые песни Пали, когда, где и при каких обстоятельствах он впервые услышал их, умел напевать их точно так же, как он, и так подражал ему в исполнении, что вряд ли кто-либо мог отличить нас. Я упоминаю об этом лишь для того, чтобы показать, что и во всем другом старался быть похожим на Пали. Но тем не менее главным, что связывало нас долгое время, оставался футбол, и эта связь переросла позднее в нечто другое, в чувство глубокой привязанности, наполнилась содержанием. Больше всего меня подкупало в Пали то, что он обращался со мной, как с равным. Рядом с ним я чувствовал себя взрослым, а тогда для меня не существовало ничего важнее этого. Я глубоко уважал Пали, высоко ценил его дружбу и гордился ею.

Я знал, что многие не любят его, а кое-кто явно ненавидит. Впервые плохой отзыв о нем я услышал от тренера В. Паппа. Он и потом, оставаясь верным себе, чаще всех скверно отзывался о Пали. Скверно? Это еще мягко сказано! Он обзывал его самыми обидными словами: болваном, выскочкой, предателем (мне казалось, что последний эпитет такое же обычное ругательство, как и предыдущие), безмозглым бараном и косолапым футболистом (так как ступни у него были чуть заметно повернуты пятками врозь и он ходил, слегка косолапя). Я мог бы и продолжить перечисление унизительных прозвищ, которыми Папп наделял его.

Как-то раз я об этом сказал Пали.

— О тебе тоже далеко не все хорошо отзываются, — ответил он.

— Это верно, — согласился я.

— А ты не задумывался над тем, кто возводит хулу на тебя?

— Кто не знаком со мной или дурак какой-нибудь, который по глупости злится на меня. А может, кое-кому я действительно кажусь болваном, ведь что ни говори, а не бывает идеальных людей, не имеющих никаких недостатков.

— А теперь припомни, кто всячески поносит меня? — продолжал Пали.

Я назвал ему несколько имен.

Пали засмеялся.

— Это, брат, только имена, а не мог бы ты объединить их в одно целое, найти ту веревочку, которой все они связаны? Попробуй.

Не так-то легко было мне найти ту общую веревочку, а Пали наотрез отказался помочь мне: догадайся, мол, сам, так будет больше пользы для тебя.

Но мне это так и не удалось, да я и не особенно старался.

Навел меня на мысль опять же Йошка Папп.

Мы сыграли уже почти половину игр чемпионата, когда по воле жребия три матча подряд нам предстояло играть на чужом поле и, как назло, с довольно-таки сильными противниками. Эти три недели могли решить успех наших выступлений за весь год. Поэтому мы очень старательно готовились.

На одной из тренировок В. Папп отозвал меня в сторону, положил руки на мои плечи и пристально посмотрел мне в лицо, словно увидел его впервые или искал изъян на нем, затем сказал:

— Послушай, малец! — Я терпеть не мог, когда он называл меня так, ведь он всего на три года был старше Гергея. — Почему ты не ходишь с нами в церковь?

Помимо тренерства, Папп руководил заводской организацией Общества молодых христиан. Поскольку играть чаще всего приходилось по субботам, в воскресенье он водил заводскую молодежь в церковь (разумеется, тех, кто изъявлял желание) и присоединял к ним футбольную команду. По мнению некоторых, он делал это из зависти, чтобы мы не спали больше него.