Валерий Привалихин - Восхождение: Проза

Алексей обмотал штык оторванным рукавом гимнастерки, сделав подобие рукоятки. Это, конечно, было безумием — идти с голыми руками триста метров до реки через немцев, но другого выхода не было.

Первым шел Сашка, за ним, поддерживая Семенова за здоровую руку, шел Алексей.

Алексея наполняло странное ощущение ч у ж о й жизни вокруг, похожее на то, когда он выходил из окружения год назад, примерно в это же время, но тогда оно было не таким острым, это ощущение, — тогда он шел днем, с десятками своих, а сейчас их было только трое, и они шли фактически по открытому пространству, небольшому куску земли, нашпигованному войсками и техникой немцев.

Слева послышались голоса и шум приминаемого сапогами кирпичного крошева. Они залегли за углом разрушенной стены. Семенов упал неловко и скрипнул зубами от боли. Этот скрип можно было услышать только совсем рядом, но они затаили дыхание.

Немцы — их, судя по всему, было двое — должны были пройти почти рядом с ними, но вряд ли они заметят их, если не начнут осматривать развалины, а по ленивой интонации их разговора было понятно, что они не собирались заниматься таким бессмысленным делом.

Алексей посмотрел на Сашку. Тот показал ему финку и повел головой в сторону приближающихся шагов.

Алексей кивнул и стиснул в руке штык.

Сашкин немец не успел закричать.

Алексей ударил штыком, но острие попало то ли в пуговицу мундира, то ли в медаль и скользнуло в сторону, его немец ахнул, но не закричал, мгновенно оценив свое положение и то, что его жизнь этот крик не спасет, и ударил Алексея кулаком в лицо, но тот устоял и вцепился в его горло мертвой хваткой.

Семенов тихо вскрикнул:

— Саша!

Сашка, снимавший с убитого автомат, обернулся и не долго думая дал пинка немцу, который удивленно крякнул, невольно повернул лицо к новой опасности, и Сашка ударил его автоматом.

С минуту они стояли, приходя в себя и прислушиваясь, потом оттащили немцев в сторону, чтобы их нашли как можно позже, и снова стали пробираться к реке.

Наконец среди запахов гари и смерти им показалось, что они почувствовали свежий, чуть отдающий тиной запах реки, и впереди и внизу блеснуло что-то большое и черное.

Увязая в песке, они подползли к Волге и, ни о чем не помня в эти мгновения, опустив лица в катящуюся мимо реку, пили ее прохладную воду.

Порвав свою одежду, они связали несколько бревен и, привязав к ним поясными ремнями Семенова, оттолкнулись от берега.

Чем дальше они плыли, тем яснее понимали, что вода в Волге не прохладная, а холодная, у них уже зуб на зуб не попадал, а Семенов от испытанной и испытываемой боли, от холода потерял сознание и безжизненно лежал на плотике. Сашка подложил ему под голову свои сапоги, чтобы он не захлебнулся.

Могучее волжское течение сносило их в сторону. Алексею казалось, что они плывут уже многие часы, он машинально греб правой рукой, и на него все больше накатывало какое-то отупение, в котором соединились усталость и голод с переохлаждением в осенней реке, и он не заметил, как оторвался от плота. Обнаружив, что плывет один, он хотел было крикнуть, но не стал — у Сашки, тянущего сейчас бревна с привязанным Семеновым, сил не больше, чем у него, и он не имел права просить помощи. Сжав зубы и трезвея от опасности, Алексей из последних сил поплыл туда, где должен был быть берег.

Вязкая и упругая вода тяжело поддавалась взмахам его рук, и с каждым взмахом он все меньше верил, что выплывет.

Он не заметил, когда начало светлеть небо, но вдруг берег оказался совсем рядом, и он ощутил под ногами легкий, как тополиный пух, песок, ему показалось, что он сейчас может выбежать на берег, но как только скатывающаяся вода с плеском отпустила его, он тут же снова рухнул в нее и, захлебываясь, пополз по дну. У него давно уже не было сил, и он сам не мог бы объяснить, как он плыл под конец, но сейчас силы оставили его вовсе, и, медленно рухнув у речного плеса, он потерял сознание.

Он пришел в себя оттого, что почувствовал кого-то рядом с собой. Он дернул пальцами, забыв, что автомат лежит на дне реки, увидел над собой опасливо-настороженное молодое лицо бойца и успокоился.

Его заметили с береговой зенитной батареи. Посланным за ним двум бойцам, в недоумении стоящим сейчас около него, он казался каким-то странным и необыкновенным пришельцем из другого мира.

Он улыбнулся и прошептал, думая, что говорит громко и его могут слышать:

— Сашка?.. Семенов?..

В светлом кабинете секретаря комсомола вот уже сорок минут неспешно тянулось плановое заседание. Было тихо, тепло, все уныло слушали Валерия Померанцева:

— Отлично потрудились… Всегда бы так… — Иногда Померанцев робко посматривал на секретаря парткома и вопросительно улыбался при этом, как бы спрашивая: правильно я говорю, Александр Ефремович? Но Гор был внешне равнодушен: смотрел в незашторенное окно, за которым ярко сияли огни механических цехов, перемигивались сигнальные фонари автомашин, седовато клубился пар над металлургическим производством.

— Все ясно, Валера! Кончай! — приложив ладонь к груди, умоляюще воскликнул Юра Макеев, комсорг строительного цеха. — Зимняя сессия на носу.

Заседание комитета комсомола шло после напряженного рабочего дня, комитетчики устали, да и какой прок от этой говорильни!

— Я все сказал, Александр Ефремович, — склонился к секретарю парткома Померанцев. За два года работы секретарем он прекрасно изучил крутой характер Гора и предпочитал отгораживаться от укоров за неурядицы в заводской комсомольской жизни показной уважительностью. — Я закончил, — тихо, с интонацией прилежного ученика повторил Валерий, аккуратно придерживая галстук, чтобы он не качался перед строгим лицом Александра Ефремовича.

— Вопросы, замечания есть? — тут же чеканно спросила томившихся от безделья членов комитета заведующая сектором учета Ирина Дудецкая.

— Замуж тебе, Ирка, пора, — буркнул невпопад кто-то.

Но веселого оживления не последовало: все эти рейды проводятся ежемесячно и уже порядком надоели своей безликостью. Если бы не комсомольский актив завода, сорвали и этот рейд. Ходили, смотрели, записывали, а результат — ноль в квадрате.

Высокий, широкоплечий Гор встал по-спортивному пружинисто. Чуть склонив моложавое для своих неполных шестидесяти лет лицо, он раздумчиво, твердо произнес:

— Верно, комсомольцы. Рейд проведен успешно. Выявились не только упущения в хранении материальных ценностей, но и некоторые пути к исправлению недостатков…

Все прекратили перешептывания: секретарь парткома дважды орденоносного экскаваторного завода не из тех руководителей, которые приходят на комсомольский комитет только с поздравлениями. Остановившись посередине комнаты, Александр Ефремович с нажимом продолжал: