Денис Драгунский - Богач и его актер

— О, — сказал Дирк, — а я думал, что вы читаете Джордж Элиот.

— А? — встрепенулась Лена, словно ее разбудили. — Что, простите?

— Вы так пристально, так внимательно смотрели куда-то вниз, что я издалека решил, что вы читаете книгу, — объяснил Дирк.

— А, нет-нет, извините. — Она покачала головой. — Вам что-нибудь нужно?

Дирку вдруг захотелось сказать ей: «Еще как нужно, дорогая русская девочка. Отведите меня, пожалуйста, на кухню, попросите, чтобы меня накормили какими-нибудь…» — просилось слово «объедками», но он заменил его на «остатками». Смешно, что эту редактуру он проводил в уме. Вслух ничего подобного он, конечно, не произнес, и, может быть, зря; но чего уж теперь.

Сказал он другое:

— Нет, нет, все неплохо, вот прошелся слегка.

— У нас сегодня закрыт ресторан, к сожалению, — объяснила Лена. — Вот только китайский, тут сзади, на улице, недалеко, буквально триста метров. Вы увидите, у нас тут всего одна улица. Ах нет, извините, они до восьми часов. Здесь вообще все рано закрывается. Рыбный ресторан закроется в девять. — Она показала на большой стеклянный выход к воде. — Вон там! Может быть, успеете. Хотя, кажется, у них кухня закрывается за час. Но вдруг там есть какая-нибудь закуска… Вы, наверное, проголодались?

— Там все ужасно дорого, — признался Дирк фон Зандов и мгновенно устыдился своей откровенности. — Понимаете, я не жадный, но существуют же какие-то границы реальности, так сказать. Господин Ханс Якобсен, с которым я имел честь общаться и даже отчасти дружить, я ведь играл его, а для этого изучал его в домашней обстановке, очень доверял мне и рассказывал о себе совершенно невозможные вещи.

Лена вскинула на него глаза.

Дирк тут же поправился:

— Невозможные — я имел в виду вещи, которые невозможно рассказать постороннему человеку. Из детства, знаете ли. Отношения с матерью, с сестрой, историю своего несчастного брака. Так вот, господин Якобсен был очень бережливым человеком. Ворочая миллиардами, он не стыдился доедать вчерашний бутерброд. Возможно, потому-то он и стал миллиардером, как вам кажется?

— Мне никак не кажется, — неожиданно недружелюбно ответила Лена. — Мне ничего не кажется про людей, которые настолько богаче и знаменитее меня.

Она снова опустила глаза, уставившись в черную обложку книги.

— Вот как, — промямлил Дирк. — По-моему, я вас понимаю. А может быть, не понимаю.

— Может быть. — Лена не поднимала головы.

— О чем вы так пристально думаете? — спросил ее Дирк после небольшой паузы.

— О том же, о чем и вы, — ответила она и вдруг посмотрела ему прямо в глаза.

У нее очень странный был взгляд, не то чтобы тяжелый или злой, а похожий на взгляд человека, который знает в миллион раз больше тебя про тебя самого.

Дирк даже покраснел, ему показалось оскорбительным ее надменно-всезнающее выражение лица.

Что она, эмигрантка из России, двадцати шести лет от роду, может знать про него? Она ему во внучки годится! А он, он пережил войну, нищету, трудный поиск своего места в жизни, внезапный взлет славы, огромные деньги, вращение в самых высших кругах Европы и Америки, не только художественных, но и высших во всех смыслах! А потом долго, как мальчик на салазках с покатой горы, летел вниз, пока не приземлился в социальной квартирке. У него были десятки прекраснейших женщин, среди которых как минимум пять были женщинами великими, мирового масштаба. Memoir quality! Мемуарного качества! Так коллекционеры говорят о вещицах, которыми они особенно гордятся: « Museum quality! Музейное качество!» К тому же на его душе лежит тяжким грузом предательство любимой женщины — это раз. Расставание с дочерью — это два. И даже, представьте себе, мадемуазель, убийство! Убийство маленькой девочки, которое он совершил в детстве, сам будучи маленьким мальчиком. Их жизненный опыт несравним, просто несопоставим, как миллиардное богатство Ханса Якобсена и крохотный капитальчик той косметической и парфюмерной Рашели, о которой мы уже вспоминали не раз.

Как она смеет на него так смотреть? Он выпрямился и спросил:

— А почем вы знаете, о чем я думаю? — Спросил гневно, у него даже зубы зачесались от ярости, захотелось ее укусить. Чувство злой собаки проснулось в нем. Перевел дыхание и продолжил: — И о чем именно думаете вы? Давайте сравним! — Заставил себя улыбнуться.

— Вы всё прекрасно знаете, — сказала Лена. — Знаете и понимаете. Зачем слова? Простите, если вам это неприятно слышать.

И она продолжила буравить взглядом черный прямоугольник перед ней. Дирк недолго помялся, переступил с ноги на ногу и сказал:

— В любом случае я благодарю вас за вашу искренность.

— Пожалуйста, — сказала Лена с какой-то странной, непроизнесенной насмешкой. — В случае чего обращайтесь.

Он опять вспыхнул. Кажется, она ему просто хамит.

— То есть вы хотите сказать… — начал было он.

— Я хочу сказать вот что, — перебила его Лена, теперь уже без насмешки, а даже с некоторой заботой. — Попробуйте зайти в бар, вдруг там есть какие-нибудь снеки.

Дирк кивнул, но вышел наружу, к воде.

Уже стемнело. Он хотел немного пройтись, но было холодно. Неожиданно вспомнил, как Ханс Якобсен рассказывал про свою старую маму, которая говорила: «Ну куда же ты пойдешь, сынок? Темно, ночь на дворе!»

— Ну куда же я пойду? — громко сказал Дирк фон Зандов. — Темно, ночь на дворе!

Он поднял руки к небу, уронил их, вернулся в холл, прошагал мимо Лены и спустился на пол-этажа, туда, где был бар.

Бармен сказал ему:

— К сожалению, мы закрыты. Все работают там. — И он показал рукой вверх, имея в виду, очевидно, ужин корпоративных господ. Посмотрел на Дирка и неизвестно почему спросил: — Водки? Виски? Коньяку?

— Дайте карту вин, — сказал Дирк.

— Вина нет, все вино там, только водка, виски и коньяк, — и показал на три больших бутылки, стоявших сзади него.

— Я в смысле цены, — признался Дирк.

— Комплимент от заведения, — сказал бармен.

— Тогда виски, — решил Дирк.

— Тогда дабл? — спросил бармен.

— Да, — кивнул Дирк. — Трипл будет уже слишком.

— Отчего же? — сказал бармен. — Можно трипл, можно два раза трипл, хоть три раза, кто считает?

— Нет, нет! — Дирк испугался, что может от жадности и в самом деле взять два трипла, выпить триста граммов виски и просто отдать богу душу. — Нет, нет, дабл.

— Окей. — Бармен взял тяжелый бокал и вылил туда две мерные стопки по пятьдесят граммов каждая. Потом пошарил вокруг глазами и сообщил: — Снеков нет, есть только фальшивые орешки под пиво, возьмете? Пива, кстати, тоже нет.

— Фальшивые орешки — это как? — спросил Дирк.

Парень залез в какую-то коробку и протянул Дирку длинную ложку, в которой лежали три шарика — два серых и один коричневый. Дирк попробовал. Это была какая-то смесь из муки, соли и перца, ужасно острая и довольно противная.