Денис Драгунский - Богач и его актер

— Привет, — сказал Дирк.

— Добрый вечер, — хором поздоровались дети.

Казалось, они хотят с ним поговорить, но не знают о чем. Дирк тоже с удовольствием с ними бы поболтал, но вот уж чего он совершенно не умел, не имея никакого навыка и привычки, так это разговаривать с детьми.

Честно говоря, он не очень любил детей.

Особенно после того, как его женщина — он даже не знал, как называть ее в уме, любовница не любовница, сожительница не сожительница, мать его ребенка — слишком пышно, пусть будет просто «эта женщина» — уехала в Америку, забрав его дочь, родившуюся в 1958-м, кажется, году, он уже точно не помнил. Девочку звали Лена.

Самостоятельная и независимая мамаша, видимо, никаким иным способом не могла подчеркнуть свою независимость и самостоятельность — только накручивая дочь против отца. Все попытки Дирка установить с девочкой хоть какой-то человеческий контакт упирались в ее упрямое детское «не хочу» — скорее всего, внушенное матерью.

Они втроем стояли на углу во время обязательных свиданий, а специальная злобная монашка, курировавшая сироток и брошенных детей, — господи, какая ложь, он никого не бросал, это его бросили! — монашка стояла в трех метрах и зыркала на них белыми глазами из-под белых бровей.

Эта женщина спрашивала Лену:

— Ты хочешь пойти с папой в зоопарк?

А девочка, набычившись, отвечала:

— Не хочу.

— Тогда давай пойдем погуляем в парк? — говорил Дирк. — А в парке зайдем в кафе, съедим вкусное пирожное.

Девочка молчала, соображая. Казалось, она вот-вот скажет «да».

Но женщина тут же переспрашивала:

— Лена, ты хочешь пойти с папой в кафе, съесть пирожное?

И девочка, проглотив слюни, громко говорила:

— Не хочу!

Специально очень громко, чтоб услышала монашка. Дирк был уверен, что мать ее так специально подучила.

— Раз ребенок не хочет, — вмешивалась монашка, — тогда свидание окончено.

— Но, может быть, пойдем все втроем? Втроем, все вместе. В кино, в парк, на колесе покататься, в кафе, да куда хотите.

— Не хочу!!! — еще громче кричала девочка.

Рука матери лежала у девочки на плече, и Дирку казалось, что он прямо видит, как она указательным пальцем давит ей на плечо, будто нажимает какую-то кнопку. Раз, и потом еще раз: «Не хочу! Ни-ха-чу!»

— Всё, всё, всё, — говорила монашка. — Не будем мучить ребенка. Свидание окончено. Мы благодарим вас, господин фон Зандов, за то, что вы без задержек оказываете ребенку материальную помощь. Впрочем, это ваша обязанность. Однако свидание окончено.

С этого времени Дирк не то чтобы невзлюбил детей, но он совсем не понимал, как и, главное, зачем с ними общаться. Ну а так-то, со стороны, он детей любил. Приятно было посмотреть, как детишки резвятся в парке, как они рядком идут из детского сада на прогулку, собираются к школьным воротам. Но не более того. «Я люблю детей, — бывало, говорил Дирк своим приятелям-пенсионерам в той самой социальной столовой, когда речь заходила о внуках. — О, я просто обожаю детей! Чужих. — И цинически заканчивал: — Я и кошечек с собачками люблю, когда они у моих друзей. Придешь, бывало, в гости, погладишь, дашь сахарку — и до свидания».

Но в этот раз Дирку захотелось с ними поговорить — с этим мальчиком и с этой девочкой. Может быть, потому, что хотелось чего-то простого и легкого, не нагруженного бесконечными воспоминаниями, горестями и обидами. Взять хоть эту администраторшу Лену. В свои двадцать шесть лет — это просто какая-то кипящая кастрюля, какая-то готовая взорваться бомба.

«Бомба!» — вспомнил Дирк и тут же снова забыл.

Вся израненная, изломанная.

И пусть она не пытается скрыть это за своей вышколенной вежливостью. Вон как она полчаса назад на него посмотрела. У него прямо душа в пятки ушла от этой ярости — ярости одновременно женской, социальной, национальной и уж непонятно какой еще — но страшной.

Хотелось чего-то простого, чистого и свежего, как глоток холодной воды. Кстати, он бы с удовольствием попил воды, но не знал, где ее взять. Попросить детей? Ну эдак попросту: «Детки, принесите дедушке стаканчик воды, сходите куда-нибудь и принесите». Но все-таки захотелось сначала узнать, кто они. Нельзя сказать, чтобы Дирк был полон чинопочитания или обожал социальную иерархию. Однако получилось бы, вероятно, неудобно, если бы вдруг оказалось, что это дети какого-нибудь богача или министра. Неудобно не это само по себе, а неприятно, что они могут нахамить в ответ.

— Дядя, — вдруг спросил мальчик, — можно попробовать орешек?

— Можно, — сказал Дирк, — пожалуйста.

Чуть-чуть подвинул по подносу стакан. Мальчик аккуратно взял одну штучку.

— Я тоже! — сказала девочка.

— И ты тоже, — согласился Дирк.

Они схватили орешки, запихнули в рот и тут же хором закричали:

— Ой, ой, ой, какой перец, какая соль. Воды, воды, воды!

И тут же убежали. «Вот черт, — подумал Дирк, — все это как-то нереально, как-то даже мистически. Вдруг вода! Но только не мне». Он отхлебнул еще немножко виски, прикрыл глаза и достал книжку про Африку. Раскрыл ее, положил фотографию мальчика и девочки между страницами и шумно вдвинул тяжелый том на полку.

Снова раздались шаги. Дети вернулись. Они вдвоем несли маленький поднос. Похоже, они побывали в баре. На подносе стояли три стакана воды.

— Мы вам тоже принесли, — сказал мальчик.

— Наверное, вам ужасно солоно! — посочувствовала девочка.

— Спасибо. — Дирк с наслаждением сделал несколько глотков. — Спасибо большое, дорогие детки.

— You are very welcome! — сказал мальчик, а девочка сказала: — Please!

— Вы из Англии? — спросил Дирк. — Или из Америки? — Спросил обрадованно, вот вроде и повод для разговора. — Приехали сюда с мамой-папой? Туристическая своего рода поездка? Здесь вообще очень интересно!

— Ой, что вы, — засмеялись дети. — Мы здешние.

— Ага, — сказал Дирк. — Понятно. Английский небось изучаете в школе?

— Верно, — кивнул мальчик.

— А чего же вы ко мне по-английски, разве же я иностранец?

— А разве нет? — спросила девочка.

— Ну, некоторым образом, но не англичанин точно.

— Все иностранцы говорят по-английски, — сказала девочка.

— А почему это я иностранец? — спросил Дирк. — Ведь сначала-то, когда про эти орехи речь зашла, мы же с вами реально говорили. И вдруг облом! С чего это вы взяли, что я весь прямо эдакий улетный иностранец?

Дирк нарочно вспоминал разные словечки, подлаживаясь к подростковой манере.

— У вас ногти не такие, — сказала девочка.

— Ногти? — изумился Дирк. — Вот это да!

— А вот. — Она взяла руку своего брата и положила на стол рядом со своей, прямо в круг света от настольной лампы. — Видите, какие у нас ноготки? Широконькие и кругленькие, а у вас длинные и коробочкой.