Денис Драгунский - Богач и его актер

— То есть? — спросил Дирк.

— Да очень просто. Зайду сейчас в ресторан, там уже все заканчивается, наберу в тарелку чего-нибудь вкусненького и принесу. Вы чего хотите?

У Дирка даже щеки покраснели. Одна надежда, что в полумраке библиотеки это было не так заметно.

Ах, как сейчас было бы здорово потереть руки над тарелкой, наполненной всякой вкуснотой, смело хлопнуть оставшееся виски и закусить, как положено мужчине, а не мусолить под языком чайную ложечку алкоголя, заедая его этими действительно омерзительными фальшивыми орешками.

— Ну? — сказала она, приподымаясь с кресла.

— Спасибо, мадам, не надо. Благодарю вас от всей души. Не надо. Я сыт.

— Прямо до ушей, до отвала? Ты все такой же. — Она вдруг перешла на «ты». — Ну, рассказывай.

«Господи, — заметались мысли в голове у Дирка. — Кто же она такая? Неужели вот это — мать моей дочери? Нет, по возрасту не подходит. У нас с той разница была всего лет в десять. А этой лет пятьдесят. Ну, пятьдесят пять. А может, она просто так хорошо сохранилась?»

Он всмотрелся в даму, пытаясь ее узнать. Но черты той женщины, матери его дочери, уже почти стерлись из его памяти. Он не помнил ее лица, он помнил только фигуру, вернее, контур фигуры, а вернее, помнил только, как она нажимала пальцем на плечо дочки, отчего девочка кричала: «Не хочу гулять с папой!» Ну и еще что-то туманно ночное, разумеется, но это уж совсем к делу не относится, и уж конечно, он не мог бы ее узнать через столько лет, но продолжал вглядываться.

— Рассказывай, рассказывай, — повторила она. — А хочешь, сядь рядышком.

Он отрицательно покачал головой, не понимая, какую улыбку надо изобразить — вежливую, растерянную, презрительную, смущенную, добрую, веселую или слегка двусмысленную. Поэтому предпочел покачать головой.

— Я же тебе говорила, — продолжала дама, — говорила простым и ясным языком, и ты вроде бы меня понял, не дурак ведь! Говорила, что деньги надо положить в надежный банк, тратить их медленно и экономно, не шиковать, не изображать из себя голливудскую звезду. Ну получил «Оскара». С кем не бывает такого несчастья? — усмехнулась она. — Ну снялся у Россиньоли. Тоже случается. Работай над собой, старайся сделать что-нибудь еще. Но пуще всего береги и храни свой гонорар, потому что больше такого не будет. Я говорила тебе это? Говорила. Ты кивал? Кивал. Ну и что же вышло? Что же ты за дурак такой?

— Погоди, — остановил даму Дирк.

Он понял, что это та самая актриса, которая говорила ему ровно эти слова в восьмидесятом году, целых тридцать лет назад, когда ему было сорок три, а ей — вот как сейчас, пятьдесят с небольшим. Какая она была худая! Как она видела его смущение! Как она поняла его нежелание в простом мужском смысле слова, но при этом — желание в смысле эротических достижений, в смысле донжуанского списка. Как она задрала юбку, как он робко поцеловал ее худой живот и как потом она отказалась от секса и по-доброму, ну просто как старшая сестра, стала давать ему разные полезные советы.

— Погоди, — сказал Дирк. — Так, значит, ты — это ты?

— Философская, однако, проблема, — отозвалась женщина. — Я — это я? Или я — это не я? Мне кажется, что да. Я… — она пальцем потыкала себя в грудь, — это, безусловно, я.

Дирк уже ничего не понимал.

— Извини меня, — сказал он, — так сколько же тебе лет?

— Ужасно пошлый вопрос, — фыркнула женщина. — На него есть еще более пошлый ответ: женщине столько лет, на сколько она выглядит. Свою метрику я давно потеряла. А виделись мы с тобой последний раз лет эдак сто назад. — Она усмехнулась. — Ну как, на этот раз ты хочешь? Тогда пойдем.

— Пойдем, — согласился Дирк, решительно допив виски и вставая с кресла. — К тебе?

— Ну нет, — сказала она, тоже встав и маня его рукой. — Ко мне нельзя.

— Ты приехала с мужем? Что-то я не заметил, когда ты причаливала сюда на «мерседесе».

— Какой, к черту, муж? — засмеялась она, крепко беря Дирка под руку. — Разве у таких, как я, бывают мужья? А также дети, племянники или даже лесбийские любовницы? Ко мне нельзя, потому что я люблю спать одна. У меня такой принцип, понимаешь? С тех пор, — говорила она, прижимаясь к нему боком и ластясь, залезая правой рукой ему под пиджак и гладя его худой ребрастый бок, — с тех пор, как я вот в этом самом «Гранд-отеле», в восьмидесятом году, на съемках у Россиньоли, затащила тебя в номер, легла на диван и задрала юбку, а ты отказался меня драть, хотя у тебя стоял, как у жеребца… С тех пор у меня есть принцип — я занимаюсь любовью, трахаюсь, прости меня, только в чужой постели. А моя личная постелька — это алтарь чистоты в прямом и переносном смысле. Понял, нет?

— Понял, да. Ключа вот только нет.

— Разберемся, — сказала женщина.

Они подошли к рецепции. Лена подняла на них глаза от своей книжки. На сей раз роман «Мидлмарч» был открыт, она действительно читала.

— Чем могу помочь?

— Ключ от номера двести один, — потребовала женщина и объяснила: — От того номера, где живет вот этот вот господин. — И несколько раз встряхнула Дирка, держа его за талию. — Вот этот вот джентльмен.

Лена слегка ошалела.

Очевидно, она знала, кто эта дама. У нее был список гостей, и там было написано: «Госпожа такая-то, вице-президент корпорации „Якобсен“», или «Управляющий партнер корпорации „Якобсен“», или «Представитель миноритарных акционеров в совете директоров корпорации „Якобсен“». В общем, голову задирать — шею вывихнешь. И вдруг эта госпожа, как обыкновенная менеджерка на выездной конференции, захомутала мужика себе на ночь. И не какого-нибудь нормального мужика, а этого нафталинового старикашку с причудами, который часов шесть назад глупо и истерично говорил: «Лена, вы русская, у русских такая душа, спасите меня от тоски, смерти и бессмыслицы моей жизни». Что происходит?

— Я вам, кажется, выдавала ключ, — проговорила Лена. — Вы его опять куда-то дели?

— Дети, — объяснила женщина. — Детишки тут бегают. Девчонка-хулиганка сперла ключи и убежала.

— Они в вашем номере, — сказала Лена. — Постучитесь. Они вам откроют и отдадут ключ.

— Вы в этом уверены? — спросил Дирк. — А что бы вам не проводить нас и не отомкнуть дверь своим собственным ключом?

— Постучитесь, и они отопрут, — повторила Лена. — Только постучитесь вот так — раз-два, раз-два-три.

Дирк хмыкнул, но женщина потащила его по коридору. Вот и дверь.

— Ну? — спросила она Дирка. — Запомнил?

— Сейчас. — Дирк постучал условленным стуком.

За дверью было тихо, потом послышалась какая-то возня, босые шаги, Дирк это точно слышал. Раздался щелчок глазка, который на секунду засиял, а потом потемнел, очевидно, с той стороны в него смотрели, — и вот наконец дверь раскрылась.

— Прошу вас, мадам, — сказал Дирк, пропуская женщину вперед.