Александр Уваров - Казино для святых [СИ]

— Найти! — приказал Ставицкий и бросил трубку.

Левковский старался не смотреть на генерального.

Он почувствовал, что ситуация в офисе обостряется с каждой минутой, и незапланированный визит его к генеральному добром не кончится.

И ещё он понял, что в отсутствие Гонеева и Романова (о фактическом отстранении Ивана от должности сообщил ему Карев как раз сегодня утром… потому и побежал Лёня топить бывшего приятеля, пока тот его за собой ненароком не потянул, а оно — вот ведь как теперь оборачивается) именно он, Левковский, гонец с недоброй вестью, может под горячую руку Ставицкого попасть. Он ведь, посмотрев видеозапись, может обратить внимание на дату, когда эта самая запись была сделана и сообразить, что тянул Лёня с важным сообщением, тянул время, выжидал чего-то. Чего выжидал? Сам хотел к заговору присоединиться? Не знал, чья возьмёт — и считал, выгадывал, да всё прикидывал, когда настучать, кому и на кого.

А теперь получается, что опоздал он с сообщением. И подставил генерального. И нелояльность свою продемонстрировал.

Или — того хуже. Стал он теперь врагом и Ставицкого, и Гонеева, и Романова. Кто бы ни победил теперь, всем он будет тепрь поперёк горла. Одному он воворемя не донёс, а двух других — подставил.

Любой из этой троицы постарается теперь от него избавиться.

Вот ведь… Куда бежать теперь? К кому прислониться?

«Доносить надо вовремя! — подумал Левковский, с раздражением прихватывая кончиками пальцев и дёргая мочку уха. — Что мешало вчера приехать? Чего тянул? Вчера этому диску другая бы цена была. Струсил, дурень! Упустил время… Расхлёбывай теперь, один за всех. Гонеев-то с Романовым ноги унесли, а ты, простофиля, сам в ловушку залез…»

Брошенный на середину стола мобильный телефон генерального заиграл джазовую мелодию и загудел басовито виброзвонком.

— Гонеева нашли? — спросил сам себя Ставицкий.

Взял телефон и, не нажимая кнопку приёма звонка, посмотрел на экран.

— Да нет, не его номер. И не из секретариата… Да это же!

Он пошевелил удивлённо бровями, задумался. Телефон продолжал наигрывать джаз, дойдя уже до импровизаций на саксофоне.

— Чего ему нужно? — недовольно сказал Ставицкий.

Но на звонок всё-таки ответил.

— Слушаю… Со мной? А не пошёл бы ты, Романов…

«Иван?! — удивлённо подумал Левковский. — Вот это да! Здесь он! Здесь, не сбежал!»

От сердца отлегло. Теперь гнев Ставицкого точно обрушится на Ивана.

Вот только теперь найти бы момент подходящий да улизнуть из кабинета генерального. А то сидишь, словно в доме заминированном, и не знаешь, когда рванёт.

Иван старался говорить спокойно, но против воли голос его подрагивал. Гнев был слишком силён и сдерживать эмоции было очень трудно.

Ставицкий же казался спокойным и даже немного расслабленным.

Слишком расслабленным.

Уже потом, анализируя ситуацию, понял Иван, что Ставицкий начал терять сознание на последних минутах этого разговора, да и вообще — едва держался и с самого начала беседы, потому и казался спокойным. То было спокойствие слабости. Крайней слабости, когда уже никакие, даже самые сильные эмоции не могут овладеть человеком.

Но тогда… Тогда Романов не понимал этого. И кажущееся безразличие Ставикого к судьбе Ларисы бесило Ивана.

— А не пошёл бы ты, Романов…

— Я тебя найду! — закричал Иван, теряя остатки самоконтроля.

Закричал так громко и резко, что случайный прохожий, оказавшийся рядом с ним в эту секунду, вздрогнул и инстинктивно прижал руки к груди.

— Я здесь, рядом с офисом! — с явной угрозой в голосе произнёс Иван. — В двух шагах. Ты думаешь, что за спинами охранников сможешь спрятаться? Ты думаешь, что сможешь безнаказанно избивать женщину…

В возбуждении он не следил уже за словами и не понимал, что фразой этой окончательно и бесповоротно выдаёт Ларису.

— Вот как? — тихим и каким-то даже кротким (как показалось Ивану) голосом спросил Ставицкий. — Она тебе уже успела нажаловаться? Поплакаться успела? О размолвках наших семейных рассказала? Вот оно что… Стало быть, прав Гонеев. Сволочь он, конечно, но в данном случае прав. Как же ты… Нашёл с кем… спутаться. Нашёл… С моей женой! С моей…

Иван услышал хрип. Трубка онемела, но Иван, не осознавая ещё, что именно произошло, продолжал кричать и кричать, как будто Ставицкий мог его ещё услышать:

— И с Гонеевым разберусь. И с этим гадом — тоже! С вами обоими! Мне нечего стыдиться! И Ларисе нечего… Я приду! Прямо сейчас приду к тебе в кабинет. Если ты не выйдешь… Всё равно! Прямо сейчас!

Он отключил телефон. Отключил — вообще, выключил питание. Чтобы не принимать уже никаких звонков. Чтобы не останавливаться и не задерживаться даже для самой короткой беседы. Или самой важной. Или — какой угодно.

Он пошёл к главному подъезду.

И если бы охранник снова попытался бы его остановить, то закончилось бы это наверняка серьёзной дракой. Иван был взбешён разговором со Ставицким и, если бы потребовалось, прорывался бы к Николаю любым способом. Если пришлось бы, то и с попутным мордобоем.

Но охранники его не останавливали. И даже не пытались это сделать.

Они уже знали о неожиданном исчезновении Гонеева. О безрезультатных поисках беглеца секретариатом генерального директора. И о гневе генерального.

Информация эта, самым причудливым образом соединившаяся со слухами о грядущих масштабных обысках в главном офисе, породила в душах их такое смятение, что они не решились задержать ворвашегося (иначе не скажешь) в офис заместителя генерального директора.

А старший охранник подумал:

«Шут его знает, кто нами править теперь будет…»

И, на всякий случай, сказал пробегавшему мимо него Романову:

— Иван Сергеевич, я уже узнавал насчёт пропуска…

Окончание фразы Иван не расслышал.

Он услышал вой сирены. Резкий звук оборвался.

Близко, у самого входа.

Санитары с носилками, распахнув двери, быстрым шагом вошли в офис.

— Что за чёрт… — удивлённо прошептал Романов.

Створки грузового лифта за спиной Ивана раскрылись.

Секретарь генерального, Татьяна, раскрасневшаяся, зарёванная, выбежала на площадку перед лифтами.

Увидела санитаров и кинулась к ним.

— Господи, быстрее же! Пока лифт держу!

Не охранники остановили Ивана.

Он сам встал, как вкопанный.

Только сейчас он понял, почему его разговор с Николаем так неожиданно оборвался.

Взгляд генерально стал стеклянным и неподвижный. Белый язык тряпкой вылез из раскрытого рта. Николай захрипел, рванул ворот рубашки, отрывая пуговицы.

Он не успел закончить разговор.

Телефон выпал из его рук. Раскололся, ударившись об пол, и вылетевший из копуса телефона аккумулятор отлетел к шкафу.