Александр Уваров - Казино для святых [СИ]

Он взял себе корзинку с заварным кремом.

— Меня что-то в последнее время на сладкое тянет. Нет, ты не смейся!

— Я не смеюсь, — сказала Лариса. — Вот если бы ты был женщиной, и тебя потянуло на солёное…

— То это значило бы, что наша связь зашла слишком далеко, — завершил фразу Иван. — Нет, пожалуй… Просто, наверное, работы много. Энергия расходуется. Глицерин нужен, или что там мозгу требуется…

— А что бы ты стал делать? — спросила его Лариса. — Если бы меня и впрямь на солёное потянуло?

— Ты это к чему?

Иван замер. Лариса даже показалось, что зрачки его немного расширились и глаза потемнели. То ли от волнения, то ли…

«От страха?»

— Не бойся, — успокоила его Лариса. — Не тянет. И едва ли потянет. Мы же такие осторожные. Современные. У нас нет… Нет у нас обязательств?

— Перед кем? — спросил Иван.

— Друг перед другом.

Лариса посмотрела на него. Пристально, испытующе.

— Друг перед другом, — повторила она.

— Есть, — ответил Иван.

«Нет, он не боится! — подумала Лариса. — Он не из тех… Его не испугать…»

— Я же сказал тебе, что люблю. Значит, не могу оставить тебя. И не оставлю.

— Не боишься? — спросила Лариса.

— Кого?

Лариса пожала плечами.

— Кого или чего… Скандала, развода… Колю моего бешеного не боишься?

— Нет, — ответил Иван. — Что мне его боятся? Это мои чувства, моя любовь. Я её смогу защитить, любимая, смогу…

— Не надо!..

— Смогу, — повторил Иван. — Силой, деньгами — чем угодно, но смогу! Меня не испугать…

— Не надо любимой называть, — с горькой усмешкой произнесла Лариса. — Это слишком… Понимаешь, я и так еле держусь. Мне ведь надо возвращаться — домой, к мужу, к семье… К постели — тоже надо. Не забыл, что мне играть приходиться? Обманывать. А ты разошёлся: «любимая…» Вот так ведь поверю тебе, вцеплюсь в тебя мёртвой хваткой и не отпущу.

— Вцепись, — Иван улыбнулся и протянул руку. — Видишь, я готов…

— Нет…

Лариса отвернулась.

— Готов… Кто младшего твоего в школу поведёт? Папа, который из семьи ушёл? А он, твой сын, простит, конечно. Он о таком сентябре мечтал…

Иван отодвинул чашку.

— Ты о моей семье поговорить хотела? — спросил он Ларису.

Она увидела, что лицо его багровеет.

«Все мужики одинаковые, — подумала Лариса. — Бешеные…»

— Нет, — ответила она. — О нас…

В широкой чашке чай быстро остывал. Чай с лёгкой, приятной, чуть заметной горчинкой.

Глоток. Меньше мучит жажда, дневная жажда. Сухая пыль ушедшего дня.

— О нас с тобой.

Иван вынул запонки из манжет и закатал рукава рубашки.

— Душно здесь… Да, о нас. Говори…

— Иван, нам надо…

«Что сказать ему? Сказать, что нам надо расстаться… А я не могу! Даже если бы он обманывал меня, даже если бы все его слова о любви, все прошлые слова и признания были бы ложью, даже если все наши встречи показались бы мне… Снами? Короткими, быстро промелькнувшими снами… Даже тогда — не смогла бы. А что сказать сейчас?»

— …Надо что-то решать, — продолжила Лариса после паузы (короткой паузы, но ей показавшейся длинной и тревожно затянувшейся). — У тебя семья. Ты ведь…

— Помню, — прервал её Иван. — Сейчас ьы скажешь, что я не имею права на чувства, потому что у меня семью, и, стало быть, время вспомнить о долге, ответственности и так далее… А мне каждый день о долге говорят! Долг перед компанией, долг перед подчинёнными, долг… Ах да, ещё налоги надо заплатить! Так вот: выплачены! Все долги и налоги выплачены. Я только и делаю, что плачу. Пропадаю с утра до вечера в офисе, трачу время на бесконечные совещания, согласования, проверки, отчёты, письма, доклады… Надоело! Мне что, ещё и в личной жизни долги платить? До бесконечности?!

Иван вскочил. Ладонью провёл по голове, взъерошил волосы.

Потом неожиданно опустился перед Ларисой на колени.

И тихим, почти умоляющим голосом продолжил:

— Я знаю, что ты ещё можешь добавить. Чтобы уже окончательно меня пристыдить. Сейчас ты непременно вспомнишь, что у тебя семья, что твоё будущее зависит от Николая… Ведь зависит?

— Ваня! — Лариса попыталась прервать его, но Иван её уже не слушал.

Или не мог, не хотел остановиться. Ему надо было сказать ей всё, что он думал об их отношениях.

— Зависит! Конечно, я же не глупый, не сумасшедший, не склеротик! Всё помню, всё знаю! И главное — какое мы время подходящее выбрали! Компанию душат, загоняют в угол, а мы тут позволяем себе любить. Вот так — просто любить! Глупцы наивные, честное слово! Вот просто любим, вместо того, чтобы не есть, не пить, не спать, а вместо этого денно и нощно думать о том, как денежки Войкова из страны вытащить на радость хозяину. Какие мы, оказывается, нелояльные, мягкотелые, непредсказуемые… Или нет? Может быть, нам просто надоел самообман? Может быть, надо быть просто честными. Друг перед другом, перед самим собой… Мы не причиняем никому боль, Лариса! Мы никому не делаем больно…

Он взял её за руки. И стал целовать её пальцы.

Она погладила его по волосам. Светлым, по-детски взлохмаченным.

Он положил голову ей на колени. И закрыл глаза. Будто сон…

Забытье. Сладкое забытье.

— «Груди твои — два белых голубя», — тихо прошептал Иван.

— Что? — спросила Лариса, наклонив голову.

— Песня песней, — сказал Иван. — Царь Соломон…

«Запах розы… Алая тайна… бутон…»

Возбуждение охватывало его. Он чувствовал, что не может больше сдерживать страсть.

И Лариса, поддаваясь ласкам его, таяла. Тело, розовым воском, огнём посвеченным, розовым теплым воском, мягким воском…

— Не надо… мы…

— Ты… Ларочка… Люблю. Люблю тебя!

«Я не сказала ему…»

— Люблю!

«У Николая плохо с сердцем… если узнает о нас… как переживёт? Мы же тогда… Что же мы делаем!»

Она ничего не сказала. Она не могла больше думать о муже.

«Всё… всё равно!»

Мысли тонули, таяли…

И едва ли Иван услышал бы её сейчас, едва ли он бы смог понять её…

Он поднял её на руки и понёс в комнату.

Темнота. Его руки, жар его тела, его дыхание. Платье, лепестком слетающее…

«Роза…»

Под вечер мелкий, моросящий, затяжной по-осеннему дождь неспешно бродил по вечерним московским улицам.

Проводил мокрой метёлкой капель по чёрному асфальту, кропил холодной небесной водою подрагивающие листья городских тополей, тонкими прозрачными пальцами постукивал еле слышно по стёклам припаркованных в ряд вдоль линий тротуаров дремлющих в ожидании хозяев машин.

Тихий и долгий дождь шёл над городом.

«Сергей Сереич…»

«Чего так официально?»

К половине восьмого дождь прекратился.

Тающие тучи бежали по небу, прочь из Москвы.

Облака, вечерние, белые облака с оранжево-розовыми закатными крыльями, пришли вслед за ними. И в разрывах облаков видны были тёмно-синие окна вечернего неба.