Роберт Глэнси - Мелким шрифтом

Я засмеялся и посмотрел в окно на Оскара, развалившегося на диване; пуговицы рубашки едва сдерживали напор его живота.

— А Оскар, Даг? — шепотом спросил я. — Как вы думаете, сколько ему осталось?

Даг заулыбался и, очевидно припомнив Оскарово выражение «чокнутый малый», продолжил игру:

— Ну, во — первых, избыточный вес, он значительно урезает жизнь, и все это молочное, что он рекой льет в свои вены, а ведь у него сердце Шоу, то есть слабое сердце, как говаривал твой отец, да еще жена — француженка: много страсти, но и много боли. Этого достаточно, чтобы загнать сердце любого мужчины. Оскар похож на бомбу с часовым механизмом. Может умереть в любую минуту.

Вскоре после этого Оскар и Нина, препиравшиеся уже на повышенных тонах — что на званом ужине непозволительно, — быстро ушли. Я принялся убирать со стола, но застыл в дверях кухни, услышав сердитый шепот Сандры:

— Ты опять за свое, Элис? Не выйдет. Я отказываюсь участвовать в издании книги, если ты намерена снова использовать беднягу Фрэнка. Он, несчастный, ни в чем не виноват, хватит того, что он тогда тебе так помогал…

— Нечего мне мораль читать, — резко оборвала ее моя жена. — Сначала сама книгу опубликовала, а потом заделалась такой высоконравственной? Я все сделала правильно, Фрэнк ничего не имел против. Он меня поддерживает.

— Да, на словах поддерживает; он очень великодушен и горячо любит тебя, потому и не говорит правду, а ты попросту выпотрошила этого человека, использовала в своих целях его откровенность и поставила его в глупое положение, — сказала Сандра. — И с меня довольно твоих амбиций, ни я, ни мое издательство не будут публиковать твою новую книгу, ялюблю тебя, но наши жуткие деловые отношения разрущают нашу дружбу, так что давай их прекратим и останемся просто друзьями.

Я ожидал, что жена откажется, но она сказала:

— Прекрасно, я перекину рукопись другому издатели,

— Да ладно, Элис, не упрямься, не нужно, чтобы бизнес стал между нами, — мягко промолвила Сандра.

— Хорошо, извини, просто я жутко на тебя разозлилась, — сказала моя жена. — Ну вот, ты довольна?

Я кашлянул, они мгновенно обернулись и обе улыбнулись — так улыбаются люди, которых застали при обсуждении вашей персоны.

— Девочки, у вас все хорошо? — спросил я.

— Отлично, — громко, но неубедительно ответила Сандра. — Я ужасно устала, мне пора идти.

Она неловко обняла мою жену, — как оказалось, в последний раз, — я проводил ее до двери. Сандра крепко меня обняла и поцеловала в губы.

— Береги себя, — сказала она, — и позвони мне на неделе: сходим куда — нибудь, посидим вдвоем, выпьем кофейку или чего покрепче.

Предложение было странное, прежде мы ничего подобного не делали в отсутствие Элис — тогда она действительно была подругой Сандры, — но я улыбнулся и сказал:

— Отличная мысль, Сандра. Непременно. Позвони мне. Ты же знаешь, что мы с тобой…

Но не успел я выразиться еще восторженнее и бессвяз нее насчет нашего с ней совместного кофепития, как подошел Даг.

— Вы ведь тоже живете в восточной части города, верно, Сандра? Если хотите, я подвезу вас до дома. А вы расскажет мне о книжных новинках, которые надо бы прочитать.

Сандра поспешно взяла Дага под руку, и они двинулись к выходу, но на пороге Даг остановился и сказал:

— Весьма забавный получился вечерок, Фрэнк. Надо повторить.

Но мы его не повторили.

В детстве Оскар, Малколм и я постоянно играли вместе. Наши игры не отличались радостью и весельем, зато в них всегда присутствовал элемент риска, но мы же братья, так что, естественно, мы проводили много времени в мальчишечьих забавах, но играли не совсем как друзья, — скорее, мне кажется, именно как братья.

Недалеко от нашего дома находился городской парк, там было все, что так любят мальчишки: деревья, по которым можно лазать; кусты, в которых можно построить шалаш и спрятаться; горки, с которых можно скатываться кубарем, а зимой на санках. Там же была небольшая территория в один — два акра с расчищенными ровными дорожками, где спокойно прогуливались родители с детьми, а мальчишки играли в футбол. Дальше земля шла под уклон, и обихоженный парк переходил в настоящий лес с густыми, непроглядными зарослями, длинными опасными спусками и крутыми подъемами, — там — то мы и предпочитали играть. Запретное и опасное притягивает мальчишек как магнит. В общем — то, серьезной угрозы для жизни и здоровья там не было, мы из года в год играли в том лесу; наибольшую опасность представляли привязанные к деревьям канаты, на которых, раскачавшись, можно было с визгом летать взад — вперед над нелубокой речушкой, подзуживая друг друга: кто раскачается сильнее и пролетит дальше остальных.

Именно в этих лесных забавах каждый из нас неосознанно определял, на что он способен, там складывалась личность каждого. Оскар, старший и самый вредный, имел обыкновение превращать самое мирное занятие — к примеру, тихую рыбалку в ручье, мы с Малком ее обожали — в на. пряженную проверку братских чувств.

Оскар был Мастером Вызовов на Слабо , как правило неле. пых. Мы с Малком научились их игнорировать. Но на одном своем вызове Оскар прямо — таки зациклился. Это был вызов «на слабо» в подлинном смысле слова, — абсолютно бессмысленный трюк, требовавший при этом изрядной смелости.

Оскар называл его Прыжок Веры .

Да, просто прыжок, но явно невыполнимый: через довольно широкую расщелину.

Расстояние было немалое. Только мальчишка с затуманенными собственной храбростью глазами мог решить, что прыжок осуществим: крутой, обрывистый склон расщелины, как в детских кошмарах, был усеян острыми скалистыми выступами. Много лет я считал эту запомнившуюся мне жуткую картину игрой своего детского воображения: именно оно, думал я, наполняло безобидную неглубокую расщелину шипами и опасными зазубринами. Однако, вернувшись туда много лет спустя, я поразился — склон и в самом деле выглядел устрашающе. Значит, прыжок был действительно очень опасным, настолько, что я, уже взрослый мужчина, дважды подумал бы, прежде чем прыгать.

А Оскар снова и снова заводил свою песню:

— Ну, решишься на Прыжок Веры или слабо? — насмешливо спрашивал он.

И раз за разом повышал ставку, предлагая за прыжок все больше и больше:

— Отдам тебе свой велосипед, отдам все альбомы, целый месяц буду убирать твою комнату.

А я в ответ пожимал плечами и буркал:

— Ни за что.

Малк же бросал в сердцах:

— Пошел ты с этой хренью!

Сколько нам тогда было, не помню, — Оскару, наверно, около пятнадцати, мне тринадцать, а Малку двенадцать [165], но в один прекрасный день Оскар все — таки сделал решительный шаг,