Том Бойл - Без героя

– Мне тоже хреново, – сказал я, приложив обе руки к вискам.

Она ничего не ответила, но от налитой мною чашки кофе не отказалась. Спустя минуту она указала на окно, где одна из моих соседок позволила своей собаке обнюхать кусты, окаймляющие наш маленький клочок лужайки. – Видишь ту собаку, Кейси? –

спросила она.

Я кивнул.

– Этой собаке очень повезло.

– Повезло?

– Ну да, – подтвердила она, вяло и сонно растягивая слова. – Ведь она ни разу не пробовала водки.

Я хотел было засмеяться, но тут же ощутил, что мои глаза словно всосало внутрь головы, а от кофе все мои внутренности будто бы перемешались.

И тут выяснилось, что она подготовила для меня ещё один сюрприз. Собаки за окном уже не было, хозяйка грубо утащила её за поводок. Из кофе-машины сочился кофе. Где-то в паре кварталах от нас кто-то прогазовывал свой автомобиль.

– Кейси, – сказала она, совершенно спокойно и серьезно, глядя мне прямо в глаза. – Ты ведь не хочешь жениться на мне?

Вторая размолвка между нами вспыхнула в конце месяца, когда пришел счет за телефон. Четыреста двадцать семь долларов и шестьдесят два цента. Парочка звонков были моими: один моему адвокату, Робу Питерману и еще один, так сказать, пьяный «крик души», сделанный мною одной моей бывшей зазнобе (ныне уже замужней) в Санта-Барбару. Но все остальные были сделаны по международной телефонной связи – в Москву, Новгород, Лондон, Париж и Милан. Я был взбешен и шокирован. С какой стати я должен был оплачивать её счета? Я ведь не собирался на ней жениться, как я пояснил ей наутро после «Одессы». Я сообщил ей тогда, что я только что развёлся и что буду уже разборчивым в новых знакомствах, что было чистой правдой. А ещё я сказал ей, что у меня всё еще остались кое-какие чувства к моей бывшей жене, что было тоже недалеко от истины (правда, эти чувства были исключительно враждебными, но об этом я умолчал). Ирина лишь пристально взглянула на меня, после чего встала из-за кухонного стола и вышла в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь.

И вот сейчас, когда, ошарашенный этим счетом за телефон, я даже не успел ещё ослабить узел галстука, она болтается где-то (небось в каком-то универсаме глазеет на процесс приготовления поп-корна или работу систем очистки воды), тогда как дома полный бардак. Не успел я налить себе выпить, как услышал щелчок ключа в двери, – это была она, Ирина, вся сияющая, шальная, с ворохом шоппинг-пакетов и дешевых безделушек в руках, а я тут же наехал на неё. – И как это называется? – заорал я. – Ты разве не знаешь, что в этой стране нет бесплатной телефонной связи, что кто-то должен будет оплатить её и что этим кто-то буду я?

Она смерила меня ледяным колючим взглядом. Глаза у неё сузились, подбородок задрожал. – Да оплачу я, – ответила она. – Раз тебе так кажется ...

– Раз мне так кажется? – вскричал я. – Кажется?! Каждый сам оплачивает свои бытовые нужды, вот как мне кажется. Так принято в нашем обществе, нравится это кому-то или нет. Может, в вашем «рае трудящихся» всё иначе, не знаю, но у нас здесь придётся играть по нашим правилам.

Ей нечем было возразить на это – она лишь сверлила меня своим укоризненным взглядом так, словно я был каким-то неразумным существом, и в данный миг она очень напомнила мне мою бывшую, Джули, как если бы они с Ириной были сообщницами или двойниками, и мне стало до глубины души горько и досадно. Бросив счёт на журнальный столик, я с чувством оскорбленного достоинства удалился.

На следующий день, когда я вернулся с работы, счёт за телефон так и лежал там же, но рядом с ним появились пять новеньких купюр по сто долларов, развёрнутых веером как карты в покере. Ирина же была в кухне и я не знал, что сказать ей. Мне вдруг стало стыдно за своё поведение.

Я ретировался в гостиную где, накинув свою спортивную куртку на спинку одного из стульев, подошёл к холодильнику за стаканом апельсинового сока.

– Привет, Кейси, – кинула она мне, глянув на меня поверх своего журнала – одного из тех женских журналов, которые толщиной с телефонную книгу.

– Привет, – ответил я и после паузы, во время которой апельсиновый сок наполнял стакан, а я при этом тупо глазел на зелень за окном, повернулся к ней. – Ирина, – промямлил я и мой голос словно застрял в горле, – я хочу поблагодарить тебя за телефонный счет, в смысле, за деньги.

Подняв на меня глаза, она качнула плечами, – Ничего страшного. Я уже нашла работу.

– Работу?

Она осклабилась, обнажив свои острые зубки. – Да , – по-русски сказала она. – В прошлый четверг, когда я заглянула в «Одессу» на чай, я познакомилась там с одним парнем. Помнишь, я тебе говорила? Так вот, его зовут Женя и он предложил мне работу.

– Отлично, – воскликнул я. – Просто супер. Так надо это обмыть, – я поднял свой стакан с таким видом, словно в нём было шампанское Перье-Жуэ. – И что за работа?

Она опустила глаза в свой журнал, затем снова подняла их приковывая мой взор, – Эскорт-сервис.

Мне показалось, что я ослышался. – Что? Что ты сказала?

– Эскорт-сервис, Кейси. Женя говорит, что я обязательно понравлюсь приезжающим сюда серьёзным бизнесменам – кинопродюсерам, банкирам или риэлторам. Говорит, что я очень красивая.

Я остолбенел. У меня перехватило дыхание. – Ты что шутишь? – Мой голос слетел на фальцет, визг. – Ирина, да это же ... – у меня не было слов – это же незаконно, нелегально. Это же проституция, неужто ты не понимаешь?

Она тщательно изучала меня, эти её проницательные глазки, это смышлённое личико. Она вздохнула, закрыла свой журнал и поднялась со стула. – Никаких проблем, – наконец сказала она. – Если мне кто-то не понравится, то я не буду спать с ним.

«А как же насчет меня? Как насчет парка Диснейленд, Зума-бич и всего остального?» хотел спросить я. Но вместо этого я вызверился на неё. – Ты ненормальная, – выпалил я. – Идиотка. Ты соображаешь, во что ты влазишь?

Она ни на миг не сводила глаз с меня, пребывая всего в нескольких сантиметрах от меня. Я слышал запах её духов – французских, по четыреста долларов за унцию. Пожав плечами, она вскинула руки с тем, чтобы её бюст уплотнился и оттопырился на грудной клетке. – А что мне делать? – спросила она своим тоненьким и таким томным печальным голоском. – У меня же за душою ничего, а ты на мне не женишься.

Наш разрыв был уже неотвратим, мы оба это понимали.

Тем вечером я сводил её на ужин, но он явился, так сказать, реквиемом, панихидой по нашему роману. Она весь вечер глядела в пустоту. Говорить нам было почти не о чем. По возвращении домой, когда она наклонилась включить торшер, мне на мгновение показалось, что её лицо вроде просветлело, и ощутил, как внутри меня что-то шевельнулось, но я тут же подавил это. Мы разошлись по своим отдельным комнатам и отдельным постелям.