Перч Зейтунцян - Люди с разных улиц

Я бесконечно счастлива, что он не назначил мне свидания, не заметил моих слез, не попрощался со мной, даже не спросил, как меня зовут, работаю ли я, не обручена ли. Меня не оскорбил его смех. Ничего плохого в этом смехе нет. Я поняла, что он видел в этой неожиданной и странной встрече торжество жизни, радости жизни. Он самый честный человек из всех, кого я до сих пор встречала.

Держа велосипед за руль, приятно уставшая, я медленно вхожу в город.

Вокруг все удивительно изменилось, будто ушла я отсюда много лет назад. Я не знаю, что именно изменилось, я это просто чувствую. Может быть, я сама изменилась, а не мир, который меня окружает. Но так или иначе, я счастлива.

Дождь усиливается. А я медленно иду по темным улицам города, и мне кажется, что я отомстила за все своему отцу, Роже, всем. Отомстила этому большому, сумасшедшему миру…

Ко мне подходит какой-то мужчина, он что-то говорит мне, предлагает куда-то пойти. И удивляется, что я не сержусь, но и никуда с ним не иду.

Хлещет дождь, он омывает землю. Я не пытаюсь укрыться и продолжаю идти так же медленно. Мои волосы совсем мокры, они спадают мне на лицо, и с них стекают струйки воды.

Счастливая и спокойная, я улыбаюсь ночному городу.

Я люблю дождь.

И мне хочется, чтобы в этом мире всегда шел дождь.

1960 г.

За большим окном кафе появилась и исчезла красивая женщина. Гастон всегда мечтал жениться на красивой женщине, но из этого, увы, так ничего и не вышло. И сейчас, почувствовав себя очень несчастным, он спросил Жоржа:

— Ты знаешь мою жену?

— Знаю, а что?

— Так, ничего.

Втроем они вышли из кафе.

У тротуара стояла машина Гастона, их ждал шофер.

Машина отъехала.

Три товарища приехали в Париж по разным, может быть, и не очень важным делам. Но как можно упустить даже незначительный повод и не приехать в Париж?! Правда, и Лион большой город, но Париж — это другое дело!

Гастон еще раз посмотрел на улицы Парижа, где было много женщин в изящных туфельках на высоких каблуках. Если бы он не стыдился своих лет и своих товарищей, он сейчас вышел бы из машины и остался в Париже еще на один день.

И он почему-то вдруг сказал:

— Жена моя владеет пятью языками.

Да, очень многого не понимают его товарищи. Вот Жорж — прокурор, и его интересует только выражение лица людей. У него своя теория: преступника можно разоблачить по выражению лица, а не по его словам.

Рене — банковский чиновник, и, кроме своего банка и дома, он нигде не бывает. Он не любит делать поспешных выводов и избегает высказывать свое мнение. И оба они не понимают, что, помимо всего прочего, на свете существуют женщины на высоких каблуках и долг каждого мужчины, пусть даже ему этого не хочется, обращать на них внимание, занимать их. «Если бы мы больше уделяли внимания женщинам, у нас не оставалось бы времени совершать плохие поступки, — подумал Гастон. — Красота пробуждает в человеке благородство». Он хотел сказать это товарищам, но сказал совершенно другое:

— Завтра день рождения Жаклин, и мне обязательно нужно быть в Лионе. Только вот пока я не купил ей никакого подарка.

— А кто такая Жаклин?

— Ну… Как бы это сказать… В общем одна особа, к которой я не совсем равнодушен. Что бы такое купить, чтобы было оригинально и поразило ее, а?

Неожиданно машина остановилась. Товарищи вопросительно посмотрели на шофера. Тот указал рукой на тротуар.

Улица была пуста, а на тротуаре стоял какой-то чемодан.

— Нам-то что? — сказал Гастон.

— Потеряли, — равнодушно сказал шофер.

— Ну так что?

— Неужели такие люди, как вы, проедут мимо?

Товарищи сразу встрепенулись. Слова шофера были такими неожиданными, что они даже не заметили иронии, сквозившей в его тоне.

— Нужно непременно разыскать хозяина, — решительно сказал Гастон.

Минут пять они подождали — не подойдет ли кто-нибудь. Но никого не было.

Первым нашел выход Рене:

— Отвезем в полицию.

Когда машина подъехала к полицейскому участку и Гастон уже собрался выйти, шофер сказал:

— Напрасно, господа. Вас здесь продержат не меньше часа, будут расспрашивать. Хлопотное дело. Могут даже заподозрить.

Гастон испуганно сел на место. Некоторое время товарищи молча раздумывали.

— Поехали обратно, на ту же улицу, — сказал Рене.

Там по-прежнему никого не было. Гастон собрался уже поставить чемодан на старое место, но тут опять послышался равнодушный голос шофера:

— Если уж что-то взято, то обратно ставить не следует. Придут, увидят чемодан, заподозрят неладное, станут копаться, кто тут был. Хлопотное дело.

Гастон сунул чемодан обратно в машину.

— А знаете, у меня идея, — сказал Рене, и Жорж по его лицу понял, что тот очень доволен собой. — Откроем-ка чемодан и поглядим, что там есть. И уж тогда в зависимости от содержимого решим, как нам поступить.

Товарищи согласились и открыли чемодан, он даже не был заперт на ключ.

Все трое пришли от содержимого в восторг. Чемодан, конечно, принадлежал молодой женщине. В нем было несколько флаконов с духами, новые платья, тонкое, нежное дамское белье, от которого веяло чистотой, и две пары совершенно новых туфель. Больше всех разволновался Гастон. Он взял в руки белье, долго рассматривал и щупал его, а потом сказал то, что было остальным и так понятно:

— Это чемодан какой-то молодой девушки…

— Так что же будем делать? — прервал его Рене, задав, как всегда, самый логичный вопрос.

Гастон никогда не отличался сообразительностью, но сейчас, когда дело касалось этой загадочной незнакомки, он сразу же нашел выход:

— Давайте по дороге в каком-нибудь селе положим перед каждым домом по одной из этих вещей. Утром люди проснутся и увидят, что Дед Мороз принес подарки. Представляете, какая это будет картина! Мне бы даже хотелось быть там и все увидеть своими глазами.

Товарищи, немного поразмыслив, пришли к заключению, что это очень остроумно, и согласились.

Машина тронулась.

Они были преисполнены гордости от сознания, что получили возможность подумать о человеколюбии и сделать людям добро. Иногда это очень нужно. Хотя бы для того, чтобы успокоить собственную совесть. Настолько они были преисполнены этой гордости, что стали насвистывать «Марсельезу».

Вдали показалось первое село, редкие огни его постепенно гасли. Скоро там станет совсем темно, и это хорошо: никто их не увидит.

Одно только было обидно — никто не узнает, что это они совершили такой великолепный поступок. Их благородство пройдет бесследно. А хорошо, если бы об этом стало известно. Но, к сожалению, это так и останется их тайной. Оригинальной и красивой тайной. И, может быть, так даже лучше. Иногда приятно сделать что-нибудь хорошее так, чтобы никто не узнал. В таких случаях люди не высказывают своей признательности. И даже в том, что, идя по улице, чувствуешь себя незаслуженно неприметным, тоже есть своя прелесть.