Наталья Литтера - История жизни в авторской обработке [litres]

– Что, прямо вот так хорош?

Светка выразительно закатила глаза:

– Ты себе даже не представляешь, я как увидела…

– Боже, уму непостижимо. Сидят такие две дамы бальзаковского возраста и обсуждают мужика.

– Вот поверь мне, я еще на тебя посмотрю после того, как ты его увидишь. Разрыв сердца на месте гарантирую!

И обе весело расхохотались.

– Кстати, я тут на свадьбе была, сейчас покажу платье… – Подруга полезла искать в телефоне фотографию…

И был поход по магазинам, в результате которого появились туфли-мечта-всей-жизни и потрясающая помада глубокого винного оттенка.

– Да, – философски заметила Светка, когда они вышли на улицу. – За «Герлен» можно отдать душу.

И был визит в лавку подарков, откуда Бэль вышла с авторской вазой в руках.

Город приветствовал своих богинь ярким солнцем, шумом автомобилей, пахнущим кострами ветром и гостеприимно стелил к их ногам резные кленовые листья.

А потом Бэль стало плохо. В машине. По дороге домой. Перед глазами все закружилось, завертелось, и единственное, что она могла сказать:

– Позвони Олегу.

Он примчался сразу же. Бэль была уже дома, заботливо уложенная взволнованной Светкой в кровать.

Муж быстро вымыл руки, принес тонометр, померил давление, сделал крепкий сладкий чай с корнем женьшеня, позвонил врачу – проконсультировался.

Подруга не хотела уходить, но он твердо сказал, что справится сам.

Бэль лежала, отвернувшись лицом к стене. Она не хотела ни читать, ни смотреть телевизор, слышала, как с кем-то по телефону разговаривает муж. Через некоторое время он принес ей отварную курицу и бульон. Олег просидел рядом весь вечер, держа ее бессильную холодную ладонь в своей, большой и теплой.

– Что же ты, родная, так меня напугала?

Бэль слабо улыбнулась в ответ:

– Зато знаешь, какая шикарная помада есть теперь в моей косметичке?

– На твоей груди орден Лотоса.

– Это знак честности.

– Я знаю.

– На твоей груди знак Хризантемы.

– Это знак храбрости.

– Я знаю.

– Сколько полных Кругов мы не виделись с тобой, друг?

– А сколько еще не увидимся, друг.

– Меня ждет моя битва.

– А меня – моя.

– Ты все так же верен своим убеждениям, как в юности?

– А ты?

– Сложно сказать, друг. С возрастом по-другому смотришь на этот мир. Пожалуй, начинаешь лучше его понимать. Или хуже.

– Приспосабливаешься?

– Наверное. Не приспособишься – не выживешь. Но все же очень хочу верить, что за прошедшие Круги зрелости не изменил ни себе, ни своим ценностям.

– Я тоже хочу в это верить. Верить, что и я не изменил, хотя жизнь старалась.

– А помнишь, как мы тайком выводили лошадей из господской конюшни по ночам? Глупцы! Кони могли переломать ноги, спускаясь по неровной дороге к реке, куда мы их гнали. Хотя я и сейчас считаю наши детские шалости счастьем.

– Да… Круги прошли, а мы все те же.

– Только седины прибавилось, да орденов.

– Лотос и Хризантема.

– Многое случалось с нами. И случается.

– Если случается, значит, мы еще живы.

– А если живы, значит, впереди ждет неизведанное.

– И новая встреча.

– И новая встреча.

Они обнялись на прощанье, после чего каждый пошел своей дорогой.

Один был воином, другой – поэтом. Один носил меч, другой – перо и чернильницу. Один шел по направлению к Границе, туда, где ждала битва с захватчиками, другой – в Столицу, он боролся за справедливость метким словом.

С каждым шагом расстояние между двумя людьми увеличивалось, а невидимая нить, связывающая две души, – натягивалась. Эта нить была достаточно прочной, чтобы не порваться. Каждый из них прошел столько дорог в своей непростой жизни, что давно не верил в сладкие слова жрецов, долгую милость господина и преданность любовницы. Но было нечто, что поддерживало в самые трудные дни, не давало рухнуть на дно, питало надеждой и верой в завтра, часто даже против воли, позволяло кричать, плакать, петь и чувствовать крепкую руку рядом. Чувствовать ее всегда. Это – дружба.

Осень за окном бесновалась. Уже не было тех робких желтых мазков в кронах деревьев, которые деликатно намекали, что лето прошло. Желтый, багровый, коричневый, все оттенки собрались вместе, природа полыхала, сгорая. В саду отцветали последние цветы. Бэль срезала белые георгины и поставила их в купленную вместе со Светкой вазу. Удивительно, как не вязался их цвет с осенью – чистый, холодный, снежный.

Они казались инородными в саду, где встречали первые заморозки разноцветные астры, яркие бархатцы и почти вишневые хризантемы.

Осень победно шла по земле. Осень шла, а Бэль писала. После того как очередная миниатюра заканчивалась финальной точкой, из папки вынимался следующий фрагмент.

Бэль вчитывалась в слова и искала. Порой на выработку одной лишь идеи уходило несколько дней. Она пробовала слова на вкус, как изысканный гурман смакует блюдо в дорогом ресторане, примеряла фразы к разным ситуациям и людям, отсекала неподходящее, сосредотачивалась на том, что казалось близким, прощупывала, раздумывала, сомневалась и, наконец, принимала окончательное решение.

Блуждая в собственных мыслях и фантазиях, увлеченная поиском единственно правильной, по ее мнению, истории, Бэль уже не думала о лекарствах и своей зависимости от них. После того случая в машине подруги Олег поставил жене «напоминалку» на телефон, а все таблетки были поделены на две части. Одна осталась стоять на полочке в ванной комнате, другая перекочевала в сумку, чтобы Бэль, где бы она ни находилась, могла вовремя принять препарат.

Светка привносила в жизнь сумбур, громкость, легкую неразбериху и какую-то свежесть. Бэль не могла не улыбаться, когда слышала в трубке ее энергичный голос:

– Ты не знаешь, что такое бути-дэнс?! Да это просто… суперкрутая фишка, приеду – покажу. Я уже на трех занятиях была!

Бэль чувствовала, что ее жизнь потихоньку исправляется, в ближайшие выходные Олег обещал привезти детей. Единственное, с чем она не могла справиться, – это со страхом быть неинтересной мужу. Бэль боялась его потерять. Нет, Олег ничем не показывал свое охлаждение, как всегда был спокоен и уверен, но ее осунувшееся, только-только начавшее набирать здоровый цвет лицо, но шрамы на теле после операции, но начавшееся увядание… вдруг Бэль больше неинтересна ему: больная и с морщинками? Вдруг Олег зовет ее так только в силу привычки и на самом деле больше не считает красавицей? Это случилось давно, еще тогда, когда весь мир был очарован мюзиклом «Нотр-дам-де-Пари», и песня «Belle» транслировалась по всем радиостанциям и музыкальным каналам. Именно благодаря ей Маша получила свое новое имя, и все эти годы действительно чувствовала себя красавицей. А вот сейчас забеспокоилась. С самого возвращения из больницы муж ни разу к ней не прикоснулся, если не считать осторожных легких поцелуев. Никогда такого не было, и Бэль не знала, что думать. Она терялась, страдала и безумно скучала по его телу.