Инна Чеганова - Между нами война

Они прождали маму около часа, Яннис всё видел, но решил не вмешиваться.

Устав ждать, Персиус прошел к выходу, но вдруг помахал им, позвав за собой. Евгениус одобрительно покачал головой, и они пошли домой вместе.

Они брели по оживленным улицам города молча. Персиус знал дорогу и шел уверенно. Эрис, пройдя мимо рынка, схватила брата за рубаху на руке и сказала Персиусу:

— Дальше мы сами!

Персиус не стал сопротивляться упертой малявке, сделав издевательский реверанс.

— Вот гад! — бросила ему Эрис на прощание. Персиус улыбнулся.

Евгениус и Эрис подходили к улице. Зайдя в узкий поворот, Евгениус вдруг ни с того, ни с сего начал ругать Эрис некрасивыми словами. Эрис ответила, что он сам такой.

Этого Евгениус и ждал. Он вцепился в её волосы, собранные в хвост и начал мотать сестренку, затем швырнув на земь. Эрис опешила от такого поведения.

— Ты — мерзкая гадина, я тебе покажу, как ябедничать! — он схватил лежавшую на обочине толстую палку и принялся со всей мощи лупить хилую сестренку. Она не успела встать, лишь закрыла лицо, боясь, что Евгениус попадет ей в глаза. Эрис молча сносила это, так и не сумев подняться. В конце концов от обилия ударов и жгучей боли она вскрикнула, больше не в силах терпеть.

Лицо её брата было омерзительно перекошено неудержимой злобой, и он, уже не в силах остановиться, бил её с остервенением. В глазах Эрис потемнело.

— Ах ты урод! — крикнул кто-то. Это был голос Персиуса. Удары прекратились. И вот уже Евгениус получал от старшего на три года крепкого мальчугана по заслугам.

— Ты почему бьёшь сестренку?! — он тащил его за воротник, приближая к напуганной Эрис.

— Ну-ка быстро проси прощения! — рычал на него Персиус. Евгениус плюнул на Эрис, попав в лицо.

— Ты мне не сестра, понятно тебе! Оборванка, цыганенок! — крикнул он, но тут вмешалась их мать.

— Отпусти! — взревела она, всучив Персиусу оплеуху. Ее глаза были полны бешенства.

— Он избил сестренку! — оправдывался Персиус.

— Значит, она сама нарвалась! — выпалила Элин, бросив Персиуса и принявшись дубасить ни в чём не виновную Эрис.

— Дрянь, я тебе сколько могу повторять: не перечь брату, не перечь брату! — она била её, потеряв над собой контроль.

Персиус, видя, что дело совсем плохо, побежал за помощью домой к Эрис. Он кричал и ломился в ворота, боясь упустить время. Вышла бабушка, испугавшись поведения соседа.

— Ну чего тебе надо?! — бросила ему она.

— Там вашу внучку Эрис бьют, быстрее, помогите, ну что же Вы стоите! — кричал он, задыхаясь.

— Господи Боже мой! — причитая, бабушка побежала, как могла.

Её взгляду представилась ужасная картина — мать Эрис всё ещё наносила ей побои, пытая, принуждав просить прощения у инфантильного братца, который стоял и наслаждался долгожданным зрелищем. Упрямая Эрис не сдавалась. Она с закрытыми глазами, немо и стойко переносила боль.

— Ну что вы творите, какие бессовестные! — ужаснулась бабушка, оттолкнув свою ненормальную дочь, срывавшую все проблемы жизни и испытания судьбы на беззащитном ребенке.

— Эта дура не моя сестренка! — весело сказал осмелевший при мамаше Евгениус, на которого гневно смотрел Персиус.

— Я еще тебя найду. — пригрозил он, уходя. Персиус почувствовал себя лишним в этом обществе.

— Бабушка. — прошептала Эрис и в её глазах позеленело. Уши перестали слышать голоса. Но бабушка успела подхватить её.

Она отнесла внучку домой. Сильная женщина не проронила ни слезинки, в душе коря свою безумную дочь.

…Эрис очнулась. Она первым делом принялась разглядывать себя. Всё тело болело. И шея, и голова. Она с трудом собрала лохматые волосы. Так больно было связать их — они тянули кожу.

Да… Её худое тельце, ноги, лицо — все сплошь было покрыто полосами и фиолетовыми подтёками. Вот теперь она заплачет! Непременно, пока никто не видит. Ей было бесконечно обидно. Зачем она родилась?

Зашла мама. Эрис принялась кричать на неё.

— Зачем ты родила меня, мама, если не любишь?! — она вспотела от переживания.

— Вот сама тебя родила, сама и убью. Поняла? — ответила её мать голосом, пока не переросшим в крик. И почему-то она смеялась. Наверное, над глупостью своего ответа.

— Я не просила тебя рожать меня. — Эрис повернулась лицом к стене, тихо плача.

— Мы уезжаем. Я заберу Евгениуса. Не ной. — попросила мать.

— Я знала, что вы бросите меня. — равнодушно ответила Эрис.

Мать подошла и села рядом. Ее сердце, конечно, любило собственное дитя, но горести жизни, которая была беспощадна, сделали её черствой к чужой боли. К боли своего ребенка.

Девочка на прощание обняла мать, вдохнув родной запах. Ее ручки не хотели отпускать маму, но та, торопясь, выскользнула из объятий дочери.

— А ты ходи каждый день к учителю Яннису и стань солдатом, поняла? — сказала она серьезно.

— Поняла. А вдруг бабушка будет ругать меня? — тревожно спросила Эрис.

— Не будет. А если и будет, делай по своему. Поругается и перестанет. — мама улыбнулась и встала. — Ну всё, нам пора. Корабль ждать не будет.

— А где Евгениус? — спросила Эрис, и глаза её вновь наполнились слезами. Она уже простила непутевого братца.

— Он на улице. Пошли, попрощаешься.

Мама помогла ей встать. Она старалась не замечать её синяки. Может, потому-что совесть могла постучаться в её мятежную душу.

Они вышли во двор. Эрис с трудом шла, она была голодна и измучена. Бабушка ахнула, увидев следы от побоев. Но промолчала. Эрис увидела сияющего Евгениуса и обрадовалась, что его мечта о матери осуществится.

Она подошла к нему и протянула руку для рукопожатия. Евгениус смущенно принял её. Эрис крепко сжала руку брата, другой гулко похлопала по его спине.

— Давай, братан. — это всё, что она смогла из себя выдавить. Её грудь разрывалась от боли, но она была стойкая по нраву.

Евгениус, скупой на благие чувства, лишь через силу улыбнулся и кивнул головой. Мать поторопила их.

Евгениус и мама Эрис вышли из ворот старого дома, подхватив небольшой багаж и провиант, приготовленный заботливой бабушкой.

Эрис еще раз обняла маму, сдерживая слёзы.

Мама лишь улыбнулась, и они с сыном в спешке отправились вдоль по улице.

Эрис долго смотрела и махала вслед удаляющимся, пока они не завернули за угол. Она почувствовала себя совершенно разбитой и одинокой. Ее сердечко больно билось, наполненное обидой и чувством собственной ненадобности…

— Пойдем домой. — позвала бабушка как ни в чём не бывало. Эрис послушалась.

Персиус наблюдал за всем происходящим с высокого дуба. Ему стало жаль соседскую девчонку. Он решил стать ее названным братом.

Наступило утро следующего дня. Вчера Эрис, не обращая внимания на ругань бабушки, так и не поела, проплакав в подушку почти всю ночь.