Джулия Клэйборн Джонсон - В другой раз повезет! [litres]

Вам доводилось ездить верхом? А вдвоем на одной лошади? Вдвоем лучше без седла – и лошади легче, и сидящему позади удобней – седло не давит. Это прекрасный способ. При условии, что вы опытные наездники и хорошие друзья.

Когда я увидел эту парочку верхом, я вспомнил симпатичных девчонок из Вистлера. Их звали Ханна и Джуди. Чудные боевые девицы, сестренки. Они разъезжали по городу на пони – босоногие, без седла и с обычной веревкой вместо уздечки. С виду они были хрупкие и хорошенькие, как бабушкины фарфоровые чашечки, но одевались в обноски старших братьев и не хуже самих братьев давали отпор всякому, кто не выказывал им должного уважения. Я мечтал хоть разок прокатиться на пони с этими маленькими амазонками. Спросил маму, можно ли позвать их в гости, и получил ответ: ни в коем случае. Более того, мне была обещана хорошая порка, если я хоть одной ногой ступлю за их порог. Когда я поинтересовался почему, мама ответила: «Они нам неровня». Дальше я выяснять не стал. В свои шесть лет я твердо знал – если уж мисс Пэм решила, спорить бесполезно.

Однажды вечером мама забеспокоилась, потому что я куда-то запропастился. Обойдя округу, она увидела знакомые сандалии фирмы «Бастер Брун» на пороге обитого рубероидом бунгало за железной дорогой. Я в тот день увязался проводить девочек домой, и оказалось, что живут они всего в нескольких кварталах, чему я был несказанно рад. Их мама была очень добра и угостила меня печеньем на полдник. Однако я не посмел ослушаться мисс Пэм, поэтому жевал печенье, лежа на пороге. Моя изобретательность маму не впечатлила. Тот вечер врезался мне в память до мельчайших деталей, как и некоторые другие эпизоды из детства – когда открытое неповиновение каралось поркой.

Знала бы мама, как выручит меня впоследствии этот визит! На собеседовании с Маргарет я сразу понял: сноб из недавно обедневшей семьи никак не подойдет на роль мальчика на побегушках. Поэтому, когда спросили, где я вырос, я описал не фамильную усадьбу Беннетов, окруженную садом размером с городской квартал. Я рассказал о маленьком бунгало Ханны и Джуди.

На конной прогулке в тот день я предпочел быть замыкающим, а Сэм ехал впереди и показывал достопримечательности: скелет коровы, дочиста обклеванный ястребами, – голливудский декоратор настоял, чтобы мы его оставили «для колорита». А также поле за пересохшим ручейком, вдоль и поперек изрытое сусликами. Ямы были глубокие – даже лошадь ногу сломит. Поле огородили после того, как мы потеряли первого и единственного теленка нашей Кэйти – он угодил ногой в нору. Кэйти с малышом тогда выпустили попастись последний раз перед разлукой… Теленка должны были продать. Ну а Кэйти осталась на ферме в официальном статусе молочной коровы.

Когда мы подъехали к ручью, Сэм пригласил группу спешиться, чтобы рассмотреть следы – кроличьи, рысьи, птичьи. Кукушки-подорожники оставляли на земле совершенно симметричные крестики – не поймешь направление. Я остался в седле; некоторые дамы слезли с лошадей и опустились на корточки рядом с Сэмом, кивая и переговариваясь между собой.

– Наряжусь кукушкой на следующий маскарад! – объявила Цеппелина. – Я тоже сама не знаю, в какую сторону иду…

Речь Сэма я слышал уже миллион раз и столько же раз тарабанил ее сам. Мы оба хоть во сне рассказали бы о достопримечательностях. Пока он распинался, я вспомнил тот случай из детства с Джуди и Ханной… В общем, задумался и не заметил, как Пельмень поравнялся с моей лошадью.

– Здоро́во, Кашемир! – воскликнула Нина, сверкнув улыбкой. – Что-то тебя не видно последнее время. А раньше было прекрасно видно…

– Нина, перестань, пожалуйста! – Эмили придала лицу максимально чинное выражение, однако щеки ее предательски пылали. – Насчет той ночи, Вард… – начала она, – мы бы хотели попросить…

– …еще стриптиз, – хихикнула Нина.

– Нина! – шикнула на подругу Эмили. – Простите, Вард, за невольное вторжение. Надо было извиниться раньше, но мы думали – лучше без посторонних.

– Не извиняйтесь! – великодушно сказал я.

– А признайся, Кашемир, – опять влезла Нина, – зачем ты торчал у окна в чем мать родила?

– О, я всегда по вторникам примерно в это время стою у окна нагишом. Некоторым дамам нравится.

– Правда? – изумилась Эмили. – Надеюсь, плата приличная…

Теперь мои щеки запылали.

– Эмили, – засмеялась Нина, – он шутит!

– Ой, – сказала Эмили, прячась за спину Нины. – Я идиотка!

– Временами, – согласилась Нина. – Однако все мало-мальски интересные люди – идиоты, хотя бы иногда. Чтобы рисковать, нужна чуточка идиотизма.

– По правде говоря, мэм, я подумал, что машину угоняют. Услышал шум мотора и встал проверить.

– Простите, пожалуйста, Вард! – повторила Эмили. – Надо было предупредить об отъезде. Просто все случилось внезапно…

– Я думал, вы ненавидите водить, – заметил я.

– Водить-то еще ничего, самое ужасное – другие водители. Никогда не знаешь, что они выкинут.

– Понимаю, – кивнул я.

– Я тоже должна извиниться, Кашемир, – вдруг сказала Нина. – Твой деревенский выговор ввел меня в заблуждение. А грамматика у тебя великолепная, в отличие от моего дорогого Сэма. Впрочем, я люблю его не меньше, оттого что он издевается над синтаксисом.

– Знаете, что говорит Сэм? По поводу предрассудков? – Намереваясь отчитать ее за высокомерие, я старался говорить невинно.

– Что?

– Чтобы понять, сколько у яйца желтков, нужно его разбить.

– Сэм – настоящий философ, – кивнула Нина. – А знаешь, что он сказал мне в прошлый приезд, когда я без конца жаловалась на соседку?

– Чем прошлая соседка не угодила? – поинтересовалась Эмили.

– Я уже не помню толком. Зато хорошо помню совет Сэма. Он сказал: «Сначала свой огород прополи, а потом в соседский заглядывай».

Мы втроем замыкали процессию до самого возвращения на ранчо.

Нина вызвалась распрягать лошадей с Сэмом, так что я отправился помогать Максу с фуршетом. Когда мы подходили к крыльцу, Эмили забежала вперед и, помявшись, произнесла:

– Вард, Нина порой ведет себя бестактно и высокомерно, но у нее доброе сердце! И кстати, мне нравится ваш выговор! Если у человека акцент, это еще не значит, что он невежа! Просто у нас с Ниной было больше возможностей…

Она сорвала розу с вьющейся плети, заткнула ее мне за ухо, развернулась и поспешила в дом.

Я еще немного постоял на крыльце, размышляя о матери Ханны и Джуди. Интересно, она так и осталась жить в обитом рубероидом домишке, где растила детей? В любом случае она сносила лишения гораздо более стойко, чем мисс Пэм. Бедная моя матушка! Та чуть не умерла от горя, когда ее драгоценный отпрыск, Говард Стоваль Беннет-третий, нанялся простым работягой на стройку плотины Гувера. А если бы она услышала, как Нина хвалит мою грамматику… Представляю ее лицо. Наши предки до седьмого колена были до ужаса образованными, хоть и ограниченными в средствах, а сама матушка с отличием закончила Университет Теннесси.