Джулия Клэйборн Джонсон - В другой раз повезет! [litres]

– У меня? Откуда?

– Ты был за рулем последний, когда Нина возила Эмили к юристу.

– Нет у меня ключей! – сказал я и чуть было не добавил, что Эмили с Ниной разъезжают на седане почти каждую ночь. Потом решил не выдавать секрет, раз уж Маргарет и правда не догадывается об их ночных безобразиях. Как верно заметила Нина, ябедой я никогда не был.

– Я отдал ключи Эмили, как только мы вернулись.

– Ну вот! – расстроилась Маргарет. – Поди, завалялись на дне сумки или в каком-нибудь кармане. Конечно, их же все время обслуживают! Вот они и не знают, где у них что лежит.

Как выяснилось впоследствии, Нина наврала – она прекрасно знала, где ключи.

Матушка не догадывалась, что я пасу на ранчо дам, а не коров. И когда я впервые собирался в Рино на бал-маскарад, я даже написал ей, что поеду с приятелем Сэмом и мы нарядимся ковбоями (потому что мы и есть ковбои). Какое-то время спустя в «Скачок» доставили посылку на мое имя. Я решил, что матушка прислала лимонный пирог мне ко дню рождения, как в тот год, когда я учился в университете. Очень было мило с ее стороны! Пока я строил плотину Гувера, она пирогов ни разу не присылала, и теперь я воспринял посылку как хороший знак – наверное, она немного воспрянула духом.

Я не стал открывать подарок при всех, отнес в спальню – боялся ненароком прослезиться при виде маминого пирога. Однако содержимое посылки расстроило меня больше, чем пирог. Там лежали туфли с белыми носками и свитер с круглым вырезом и гербом Йельского университета на груди. К свитеру была приколота записка: «Не забывай, кто ты есть на самом деле, сынок!»

Туфли мы с мамой купили в Мемфисе перед моим отъездом в Нью-Хейвен. А свитер был не мой, хотя мисс Пэм об этом не знала. Я нашел его среди забытых вещей в библиотеке Стерлинг. Ее тогда только построили. Сделали в стиле старых английских колледжей. Я там подрабатывал, расставлял по местам книги. Не ради денег, просто я был невероятно одинок. Знаете, бывают мнимые больные, любители без конца ходить к врачам и самозабвенно рассказывать про каждый чих и заусеницу. Врачи их обычно не любят, называют симулянтами. Только не я. Одиночество тоже болезнь. Такая же, как остальные. По себе знаю.

Йельский свитер валялся бесхозный много месяцев, как и забытое кашемировое пальто, и я прихватил его с собой, отправляясь домой на летние каникулы. Думал, родители оценят юмор – их пухленький Пельмешек в йельском облачении (отец-то сам там учился и должен был знать, что такие свитера выдавали ведущим спортсменам, к которым я точно никаким боком не относился). Однако, когда я появился на платформе, глаза матушки, к моему удивлению, наполнились слезами. Она крепко обняла меня и всхлипнула:

– О, ангелочек мой! Только посмотри! Ты заслужил герб университета!

У меня не хватило духу признаться мисс Пэм, что свитер достался мне обманом. Я все гадал: каким спортом я, по ее мнению, занимаюсь? Боулинг? Дартс? Олимпиада по химии? Она никогда не спрашивала. А Говард-старший если и догадывался, то молчал. Хотя, может быть, и не догадывался. Его вообще было легко провести, чем и воспользовался мой дядя. Ворованному свитеру не суждено было вернуться после каникул в Йель, как, впрочем, и мне самому. Жизнь пошла наперекосяк, и про свитер я совершенно забыл.

На ранчо туфли пришлись впору, разве что чуть-чуть жали. А вот свитер сел идеально. После того как я поорудовал киркой и лопатой на прошлой работе, фигура у меня была не хуже, чем у забывчивого ведущего спортсмена. Свитер я часто использовал для костюмированных вечеринок. Получалось, наряжался сам в себя.

И в ту субботу я сопровождал дам в Большой бальный зал Рино в университетском облачении. Сэм же надел просторную хлопчатобумажную тунику и штаны с мотней на уровне колен – наряд, который наш друг махараджа специально прислал ему из Индии, потому что видел, как Сэм танцует. Да, мой напарник-ковбой не был златоустом, однако зажечь танцпол он умел, как никто другой. Его коньком был линди-хоп, тут Сэм дичал и входил в раж: делал сальто назад (если место позволяло), вертел восторженных, но перепуганных партнерш между ногами и закидывал на плечи, плюхался на шпагат и вставал без помощи рук. Когда пришла посылка от махараджи, Сэм был на седьмом небе от счастья. Попробуй потанцуй в жестких джинсах!

Когда мы прибыли, Сэм сразу подошел к Мэри Луизе:

– Можно вас пригласить, мэм?

Он не питал к ней особой симпатии и вообще старался никого не выделять, просто Мэри Луиза раньше выступала в мюзиклах и в тот вечер была в штанах. Точнее, в комбинезоне (Сэм говорил – в «конбизоне»). Однажды я ему намекнул, что надо произносить «ком-би-не-зон». Едва удостоив меня взглядом, Сэм бросил в ответ:

– Не учи ученого! В наших краях все так говорят.

Мэри Луизе нужно отдать должное – эрудицией она не поражала, но танцевала отлично.

– Боже правый! – выдохнула Цеппелина, когда мы протанцевали в фокстроте мимо этой парочки. – Ну Сэм и живчик! Никогда бы не подумала!

Цеппелина в тот вечер была в образе гадалки – закутанная в миллион юбок и манжеток, увешанная бутафорскими бусами (или настоящими – кто ж разберет?). Скатерть с бахромой она в результате повесила мне на плечо, потому что ей и без того было жарко танцевать в многочисленных безделушках.

– Его сестры научили, – объяснил я. – Они мечтали сделать семейную труппу и уехать в город. Попасть в кино… Знаете, Джинджер Роджерс и Джимми Кэгни тоже начинали с танцевальных номеров!

– Видимо, с труппой не вышло, – заметила Цеппелина.

– О, они добрались до Голливуда! Сидели там впроголодь, ждали, когда продюсеры их заметят. Девочки не выдержали и вернулись в Арканзас, а Сэм решил, что лучше и правда умрет голодной смертью, чем отправится домой. К счастью, он встретил знакомого, Макса. Сэм в «Скачке в будущее» с самого первого дня!

– И чем ему Арканзас не угодил? – удивилась Цеппелина. – Приятные места. Я там один раз разводилась. В Хот-Спрингс. Люди милые. А однажды я видела Аль Капоне и Лаки Лучано – они ели сэндвичи с сыром пименто прямо на крыльце моей гостиницы! Может, не сам Аль Капоне, но чрезвычайно похож! А сыр пименто я терпеть не могу! А ты?

– Да, сыр пименто на любителя. А почему Сэм не вернулся в Арканзас – это его тайна. У каждого человека есть тайна. Хотя бы одна.

Цепа выгнула бровь и, вцепившись в плечо, притянула меня ближе:

– А какая тайна у тебя?

«Я был наследником торговой империи», – подумал я, а вслух произнес:

– Я бы рассказал, но ведь это тайна!

И подмигнул Цеппелине.

Когда Маргарет меня собеседовала, она сказала, что любит парней-южан, потому что даже самые бедные, вроде меня, обладают хорошими манерами и умеют ненавязчиво флиртовать. Против флирта я совсем не возражал, однако даже мне иногда становилось не по себе, когда ровесницы моей усопшей бабушки щипали меня во время танца. В военные годы, когда я оказывался на вечеринках где-нибудь в Европе, я всегда оставлял щедрые чаевые танцорам напрокат.