Джулия Клэйборн Джонсон - В другой раз повезет! [litres]

– Поехали, Вард. Если будем ждать, пока мне станет лучше, просидим всю ночь.

– Как скажете, – ответил я.

Переключил передачу и вырулил с обочины. Машину слегка тряхнуло, храп прекратился. Эмили наклонила зеркало заднего вида, чтобы проверить, не проснулась ли Нина. Возвращая зеркало на место, она сказала:

– В этом ее очарование, понимаете?

– В храпе?

– Она верит, что, если уж делаешь, делай в полную силу. Это будет высечено на ее могиле. А знаете, что будет на моей, Вард?

– Что же?

– Если я в корне не изменю жизнь, там будет написано: «Осторожность превыше всего».

Нина проспала всю дорогу, распластавшись на заднем сиденье. Припарковав «Пирс Эрроу» в амбаре, я приподнял Нину за плечи и спросил:

– Ну что, Каланча, дойдешь сама?

– Не-а, – ответила Нина и потянулась ко мне, как маленькая. – На ручки! – потребовала она.

Я подхватил ее под коленки и понес в дом. Отсутствие ослиной башки сильно облегчало дело.

В библиотеке я пристроил свою завернутую в скатерть ношу на диван, а Эмили стянула с кресла пару подушек – тоже с узором из турецких огурцов, как и гадалкина скатерть. Когда я снимал руку Нины со своей шеи, ее веки задрожали и глаза приоткрылись.

– Кашемирчик, – прошептала Нина, потом потрогала мою ложбинку на подбородке и хихикнула: – Как попка младенца!

Затем снова поцеловала в губы. Эмили она тоже успела поцеловать в губы, пока та подкладывала ей под голову подушки. Потом Нина произнесла:

– Споки-ноки! – и тут же захрапела.

Эмили прикрыла ей ноги пледом, еще один плед набросила на обнаженные плечи. Мы постояли над Ниной пару минут, чтобы убедиться, что она окончательно угомонилась.

– Неужели мы ее здесь бросим? – шепотом спросила Эмили.

– Думаю, Нина тут не первый раз ночует. Мужской части персонала запрещено подниматься наверх после ужина, так что если она и раньше бывала под градусом, то спала в библиотеке. Такое случается. Если хотите, можете отнести ее в спальню сами.

– Нет, спасибо. Здесь так здесь, – сказала Эмили.

Я погасил настольную лампу.

– А Порция давным-давно не целует меня на ночь, – проговорила Эмили. – Даже в щеку…

– Пойдемте, – сказал я. – Надо убраться отсюда, пока остальные не вернулись. Не то замучают вас вопросами, а вы и без того устали.

Я дотронулся до ее руки, она переплела свои пальцы с моими и позволила вывести себя в холл.

– Я и правда устала, – вздохнула она. – Я слишком старая для подобных развлечений.

– Вы не старая, – ответил я.

– Вам легко говорить! Жить в полную силу страшно утомительно. – И она посмотрела на лестничный пролет, словно перед ней возвышался Эверест. – Где мои волшебные крылья? Они мне так сейчас нужны!.. Вард, может быть, вы меня тоже отнесете и уложите?

Несколько десятилетий спустя я часто вспоминал этот разговор с Эмили. В доме, построенном отцом для матери, у подножия лестницы. Я любил дом всей душой – кроме нескончаемых ступеней. Полдня я спускался, ухватившись за перила, как утопающий за соломинку, а полдня – карабкался наверх, чтобы лечь спать. И где тогда были мои волшебные крылья? Очень пригодились бы… Надо было ночевать в гостевой на первом этаже – однако я не желал сдаваться старости. И продолжал изнурительные восхождения по чертовым ступеням, пока не упал. Чудом не убился. Хотя иногда кажется – лучше бы убился.

Что? О, спасибо на добром слове! Да, дом до сих пор мой. Если пожелаете, дам адрес – поедете полюбуетесь. Он, конечно, заперт, мебель в чехлах… Глупо, наверное, – никак не могу с ним расстаться. Теперь понимаю маму – не зря она плакала в кухонное полотенце. Нынешний владелец похоронного бюро в Вистлере по пятам за мной ходит – просит продать. Представляете, этого типа зовут Берримор! Как у Диккенса… Последнее время шикарные старинные дома часто становятся погребальными конторами, замечали? А кому еще нужно жить в самом центре? Это раньше – до автомобилей – было удобно. Тогда мы пешком ходили в магазин и несли покупки на себе. Многие прекрасные постройки прошлого века теперь разрушены… а те, что остались, с одного бока подпирает пахучая курица KFC, а с другого – многоголосая парковка супермаркета «Крогерс».

В ту ночь у подножия лестницы Эмили сказала:

– Хорошо помню, как относила Порцию в постель в последний раз. Она заснула у меня на коленях у камина. Ей было лет пять-шесть, она уже была большая. Я с трудом ее дотащила и ясно поняла – это больше не повторится. У меня чуть сердце не разорвалось от тоски. Когда она была младенцем, я и представить не могла, сколько сердечных травм наносят дети…

– Поспите, – предложил я. – Выпейте таблетку аспирина и воды побольше. Утром все пройдет.

Когда она ушла, я выскользнул из дома через кухню и прокрался к бараку, старательно держась в тени деревьев. У амбара что-то грязно-белое мелькнуло под ногами – на ночную охоту вышел Горлодер.

На следующее утро мы с Сэмом сновали из кухни в столовую и обратно, накрывая утренний шведский стол.

Цепа – ранняя пташка – то и дело вставала на пути, чтобы поболтать о вчерашних танцах. Маргарет в конце концов ее прогнала. Я хотел спросить Сэма, не хватились ли меня вчера на маскараде, когда услышал из библиотеки голос Цеппелины:

– О, моя скатерть! Аллилуйя! Я уж думала – потеряла!

– Вот черт, – пробормотал я и быстро поставил на стол блюдо с беконом.

Однако, прежде чем я успел вмешаться, раздался глухой стук, и кто-то вскрикнул.

Зайдя в библиотеку, мы с Сэмом застали следующую картину: обнаженная Нина растерянно моргала, распластавшись у ног Цеппелины.

Ошеломленная Цеппелина прижимала к груди скатерть и бормотала:

– О, Нина, прошу прощения! Я не хотела… Я не видела… Сверху был плед и подушки…

Нина поднялась с удивительным достоинством, пригладила волосы и сказала, похлопав Цеппелину по плечу:

– Вас опять подвела бахрома! Попросите Сэма – он научит выполнять трюк со скатертью правильно.

Нина провела рукой по жемчугам на шее, потом небрежно взяла со стола книгу и направилась к выходу.

Мы с Сэмом расступились, и она важно прошествовала мимо нас. По пути подмигнула и бросила:

– Доброе утро, джентльмены!

Мы втроем наблюдали Нинино неспешное восхождение по лестнице.

Когда Нина скрылась из виду, Цепа сказала:

– Я тоже была худой в молодости. Надо было чаще ходить голой…

После завтрака мы с Сэмом убирали грязную посуду, и Сэм вдруг потряс головой и стал посмеиваться. Сэм – хохмач, однако рассмешить его самого практически невозможно. У меня получалось раз в год – в лучшем случае.

– Что? – спросил я.

– Старушка Цепа… Ох и хитрюга!

– Ты о чем?

– О, Нина, прошу прощения!.. – пропищал он, затем добавил своим обычным голосом: – Цепа только и ждала, как бы Нину подковырнуть – еще со дня приезда.