Джулия Клэйборн Джонсон - В другой раз повезет! [litres]

– Эмили! – окликнул я. – Неужели я заслужил?..

– Конечно, заслужил, – ответила она, переключая передачи. – Это чаевые. За хорошую работу.

Потом нажала на газ и дала задний ход, даже не посмотрев в зеркало. Чуть не врезавшись в такси, вырулила на дорогу и скрылась из виду.

Я рухнул на скамейку и открыл письмо. Пачка стодолларовых купюр, несколько двадцаток. Для Эмили, вероятно, как пятицентовая монетка, которую я вручил долговязому парнишке на аэродроме несколько недель назад. На дне я нашел мамино кольцо. Деньги сунул в карман, чтобы не мешались, и вытряс колечко на ладонь. Странно… Мамино было из розового золота, а это – желтое. Тоже с мелкими зазубринками и царапинами после долгих лет носки, но без памятной надписи внутри.

Это не кольцо мисс Пэм! Разумеется, я был в ярости: Эмили так торопилась убраться подальше от меня и от Рино, что перепутала и подсунула мне свадебный подарок Арчера!

Вернувшись на ранчо, я пошел к Максу и сообщил, что мои родители внезапно заболели неизлечимой болезнью, поэтому я должен немедленно ехать в родной Теннесси. Звучало вполне правдоподобно – в те времена вакцинация была не особо развита, и люди часто гибли целыми семьями от какой-нибудь напасти. Я даже не сильно наврал. Я сравнительно недавно узнал, что родители мертвы и их состояние лечению действительно не подлежало.

Маргарет дала мне в дорогу сэндвич, чтобы я перекусил в поезде. Мой любимый – с сыром и салями. Я попытался выразить благодарность, однако вид у меня, вероятно, был убитый, потому что, вручив мне сверток из восковой бумаги, Маргарет в последний раз взяла меня за подбородок и сказала:

– Ох, Вард! Милый, милый мальчик! Мне ужасно жаль! Удачи тебе, дорогой!

С этими словами она поцеловала меня в лоб и отпустила собираться.

Сэм отвез меня в Рино. Он направлялся в конюшни Тэда Бейкера взять лошадь напрокат, пока они не купят новую взамен Пельменя. Со стариной Пельменем никто не сравнится, однако жалкое подобие они приобрели легко и довольно дешево.

На вокзале Сэм вышел из «Шевроле», чтобы обняться на прощанье.

– Буду скучать, дружище! – сказал он. – Без тебя не дело…

– Макс и Маргарет и мне быстро найдут замену…

– Замену тебе? Ни в коем разе!

Это была наша последняя встреча. Я часто думаю – если бы я не встретил Сэма, выучился бы я в университете и вообще справился бы с жизненными трудностями? Маргарет как-то призналась, что они с Максом наняли Сэма вовсе не за эффектную внешность – им понравился один его ответ. Когда его спросили, что он умеет делать, Сэм сказал:

– Починю, ежели сломалось.

Никогда не слышал более точного описания своей профессии! Мама всегда мечтала, чтобы я стал врачом, однако в конце концов я решился пойти в медицинский именно потому, что хотел походить на Сэма Виттори.

А годы на ранчо я по праву считаю своим первым образованием. Если бы не полученный там опыт, вряд ли я справился бы с дальнейшим…

Когда я только прибыл в Рино несколько лет назад, я сложил свои скудные пожитки в чемоданчик, купленный в секонд-хенде перед отъездом на плотину Гувера. А в последний день я упаковал туда ковбойские шмотки и оставил в мужском туалете на вокзале. Пусть кто-нибудь найдет им лучшее применение. Я тогда поклялся, что никогда в жизни больше не надену синие джинсы. Когда в шестидесятые годы в джинсу облачились все от мала до велика, медсестра Ханна (та самая дикарка Ханна, которая ездила верхом на пони с сестренкой Джуди) меня уговаривала тоже купить себе пару. Я наотрез отказался. Когда она спросила, чем вызвана моя ненависть к моде, я расправил плечи и процитировал Цеппелину:

– В них же не сядешь! Жмут так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Это была своего рода шутка. Как видите, я из тех, кто усыхает с возрастом. И тут Цеппелина была права! Когда ты сморщенный, как изюм, ты в любой одежде выглядишь на сто лет, даже в джинсах.

Прежде чем оставить чемодан, я вытащил оттуда несколько вещей. Сэндвич от Маргарет. Вонючие сапоги. Нинин револьвер. Фотографию (ту же, что у вас в руках). Сэндвич я оставил на лавочке в зале ожидания – я есть не хотел, а кому-нибудь пригодится. Сапоги поставил рядом с мусорным ведром у дверей вокзала. Если кто решит забрать, пусть заранее знает об их существенном недостатке. Потом побрел на мост Вирджиния-авеню и бросил в воду револьвер, а также чужое обручальное кольцо.

Я долго еще стоял на Мосту вздохов и, как дурак, вглядывался в лица на фотографии. Затем попытался ее свернуть так, чтобы отделить Эмили и оставить Макса, Сэма и Маргарет. Но мы с ней слишком близко стоим, видите? Когда стал рвать по сгибу, мое лицо осталось на противоположной стороне. Я тогда всю фотографию разорвал и скинул вниз. Мелкие кусочки, поблескивая, завертелись в воздухе, потом опустились на воду, немного поплавали и один за другим утонули.

Чаевые от Эмили я выбрасывать не стал.

После долгой дороги я вылез из поезда в Вистлере помятый, измотанный и подавленный и сразу с вокзала пошел на кладбище.

Сначала я растерялся, потому что надгробия с именами родителей нигде не было. Потом сообразил, что их могила – свежий холмик на двойном месте, пока без плиты. У изголовья торчал колышек с этикеткой, который подтвердил догадку. А потом я увидел женщину – примерно возраста Нины, которая сажала розы на одной из соседних могил.

– Вард Беннет! – воскликнула она. – Ты ли это? Как вырос! Я бы не узнала, но ты копия отца! Как учеба?

– Учеба? – переспросил я.

– Разве ты не в медицинском университете?

– А, ну да… – пробормотал я. – Сейчас нет.

Она протянула мне руку, предварительно вытерев ее о штаны.

– Я Ханна Гретс. Ты меня, наверное, не помнишь. Когда ты пошел в первый класс, я была в пятом… Я работаю в Мемфисе медсестрой в больнице Святого Джозефа. Вот приехала навестить маму, посадить розы. Взяла отросток из нашего старого сада. Новые хозяева дома разрешили.

– Ваша мама умерла? – спросил я. – Мне очень жаль!

Я отметил, что могила матери Ханны уже успела порасти травой и холмик сгладился. Значит, она умерла довольно давно.

– Мне тоже жаль, – сказала Ханна.

Она покраснела, ее глаза наполнились слезами, словно несчастье только-только случилось и она еще не в силах совладать с горем. Ханна принялась обмахивать лицо ладонями, потом шумно выдохнула:

– Ее уже давно нет, а я скучаю… Вспоминаю каждый день.

Я больше ничего не спрашивал о маме. Не хватало нам обоим разрыдаться.

– Как ваша сестра – Джуди? Все еще в Вистлере?

Ханна рассмеялась:

– Боже упаси! Джуди смылась при первой возможности. Сбежала в Голливуд, чтобы стать знаменитой актрисой.

– И как успехи?

– Не знаю. Лично я пока не видела ее на экране. А ты?