Шанель Клитон - Когда мы покинули Кубу

– По-твоему, я слишком молода для тебя, – вздыхаю я.

Ник делает шаг вперед, его губы касаются моей макушки, пальцы – ткани моего пальто. Он сжимает мою талию, не то притягивая меня к себе, не то отталкивая.

– Твой возраст – это, пожалуй, наименьшая из всех моих тревог. Просто ты слишком много для меня значишь.

Моя рука нащупывает его руку. Мы переплетаем пальцы.

– Это плохая идея, – говорю я, прислоняясь к нему.

– Хуже некуда, – соглашается Ник.

Погладив мою шею, он едва ощутимым движением расстегивает замочек ожерелья. Положив колье на тумбочку, без труда снимает с меня сережки, наклоняется и трогает губами мое ухо.

По мне пробегает дрожь.

У меня больше нет терпения ждать. Я поднимаю голову и целую его первая. Если честно, этот момент я представляла себе с первой нашей встречи.

И я не разочарована.

Бывают просто поцелуи, бывают поцелуи — такие, как сейчас.

– А я думала, ты не бунтарь, – шепчу я, отрывая губы от губ Ника.

Он стряхивает с себя пальто, мои пальцы торопливо развязывают ему галстук. Я уже почувствовала его вкус, почувствовала его тело, и теперь мне хочется большего. Он со стоном прижимает меня к себе.

– Может быть, я просто не понимал, где и как бунтовать.

Скользнув ладонью по моему затылку, он расстегивает мне платье, слегка задевая обнаженную кожу спины.

Я неуклюже расправляюсь с пуговицами его рубашки, высвобождаю воротник из петли галстука. Сердце стучит, стучит, стучит, ускоряя свой сумасшедший ритм с каждым новым волнующим ощущением, с каждым прикосновением.

Если вы молоденькая девушка из хорошей семьи, ходите с родителями к мессе по воскресеньям и живете в обществе, которое так и ищет повод приклеить на вас пресловутую алую букву [4] Красная буква «А» (от слова adultury – «прелюбодеяние») – в среде американских пуритан знак позора, прикреплявшийся к одежде женщины, обвиненной во внебрачной сексуальной связи. Этот обычай описан в историческом романе Натаниэля Готорна «Алая буква» (1850). , то вам, скорее всего, внушают, что вы должны быть целомудренной и остерегаться распутства. Никто не говорит вам, какое это блаженство – предаваться распутству с любимым мужчиной, сколько сил неожиданно открываешь в себе в такие моменты.

Никто не говорит вам, до чего прекрасно это иногда бывает.

Раньше я думала, что страсть мне знакома, но сейчас, когда он накрыл меня своим телом, я в полной мере испытываю те ощущения, на которые его предшественники только намекали. Украденные поцелуи нетерпеливых мальчиков безнадежно померкли по сравнению с жаром его объятий.

Может, это и есть любовь?

Мне некогда задаваться такими вопросами.

Как это ни назови, сейчас ничто другое не имеет для меня значения.

– Ты что-то притихла, – говорит Ник и тычет сигаретой в пепельницу на прикроватной тумбочке.

Второй рукой он обнимает меня за плечи. Моя голова лежит на его голой груди.

Потом, думая об этом моменте, я буду вспоминать запах сигаретного дыма, тепло кожи, легкую шершавость простыни, яркий свет лампы, которую мы так и не погасили. Цвета, звуки и ароматы очертят форму моего воспоминания, однако наполнится оно тем, что наполняет меня сейчас, то есть счастьем. Да, я счастлива, хотя понимаю: впереди у нас расставание. Он скоро женится, а я в этой пьесе злодейка, переспавшая с несвободным мужчиной. Как я сама предостерегала Эдуардо, в конце концов всегда приходится платить по счету.

И тем не менее я ни о чем не жалею.

– Я счастлива, – отвечаю я.

– Тебя это как будто бы удивляет, – произносит Ник задумчиво.

– Наверное, до сих пор я не очень-то верила в счастье.

– Понимаю.

Несмотря на его военное прошлое, мне почему-то трудно себе представить, что он действительно меня понимает. Так или иначе, есть вещи, которых я не могу ему объяснить. Сейчас мне просто не хочется, чтобы они портили момент.

Отдать свое тело оказалось легко. С душой дело обстоит несколько сложнее. Удивительно, что мама и Магда так оберегали мою девственность, будто ничего более ценного у меня не было. Вообще-то у меня есть еще сердце, но оно их мало беспокоило.

– Ты все еще боишься, – произносит Ник удивленно.

– Да.

– Мне кажется…

– Что если Фидель и его люди так пугают меня, то мне лучше держаться от них подальше?

– Да.

– Единственный способ побороть страх – это посмотреть ему в лицо. Отнять у него власть над тобой.

– Никому ты больше не подвластна, Беатрис. Ты в безопасности, – говорит Ник так серьезно, что мне хочется рассмеяться.

Впервые я чувствую себя старше и мудрее его.

– Я уже забыла значение слова «безопасность». Я слишком долго жила будто бы в мыльном пузыре, не зная, каким бурным может быть внешний мир и как людям не терпится разрушить то, что мы построили. Потом вся наша жизнь оказалась ненастоящей. Это была только иллюзия, в которую мы поверили, одурачив сами себя. Второй раз я такой ошибки не совершу.

– Значит, больше ты ни во что не веришь?

– Я верю в себя.

– И поэтому никого к себе не подпускаешь, отвергая многочисленные предложения руки и сердца?

Вместо ответа я пожимаю плечами.

– Не делай этого. Не отталкивай и меня. Меня ты можешь впустить.

– Я могу впустить тебя? Это же только фантазия. Зачем зря себя обманывать?

– Это может быть не только фантазией, – возражает Ник, – но и чем-то большим, чем-то реальным.

Он хороший человек, такие в наши дни – большая редкость. Он хороший человек, и впереди у него великие дела.

Как и у меня.

Перевернувшись, я упираюсь ему в грудь подбородком и веду пальцем по его щеке.

– Нами обоими руководят наши амбиции. Давай не будем этого отрицать. У каждого из нас своя цель и свой путь. То, что произошло сейчас, – только момент.

– Ты просто не хочешь, чтобы этот момент стал чем-то большим.

– Дело не в том, чего хочу я или чего хочешь ты. Если наши планы пойдут под откос, мы оба не обрадуемся. И идеальной парочкой нас не назовешь. У тебя есть невеста. – Ник морщится. – Ты не можешь позволить себе скандал. Особенно сейчас, когда до выборов осталось… Сколько? Меньше двух месяцев? А со мной скандал тебе обеспечен.

– Совсем не обязательно. Тебе еще не поздно отказаться от этой безумной затеи с ЦРУ.

– Отказываться от затей – против моей природы.

– Иногда я забываю, как ты еще молода.

Я сажусь, роняя простыню, прикрывавшую мою грудь.

– Не надо! Не сбрасывай меня со счетов из-за возраста! До чего же мне надоело слушать, что я в этой жизни якобы ничего не смыслю, потому что я молодая женщина!

– Дело не в возрасте и не в поле. Я просто не понимаю, как в тебе уживаются два человека: один рассуждает логически, а другой так и норовит безрассудно подвергнуть себя опасности.