Шанель Клитон - Когда мы покинули Кубу

– Сколько?

– Смотря какую информацию вы нам принесете. Но мы вас не обидим. Разве вы в этом еще не убедились?

Платят они действительно хорошо. Я даже начала, как и мой отец, ценить финансовую независимость.

– Детали уточним позднее, – говорит Дуайер. – Я понимаю, что вы должны соблюдать строгую секретность, учитывая репутацию вашей семьи и отношение ваших родных к Фиделю. О том, что вы контактируете с его сторонниками, никто не узнает. Мы сделаем все возможное, чтобы вас защитить.

– А наш первоначальный план?

– Как я уже сказал, нужно время. Однако он остается приоритетным. Кстати, Фидель скорее начнет доверять вам, если вы войдете в круг его приверженцев. – Помолчав, Дуайер прибавляет: – Только имейте в виду: это опасно. Шпионаж – очень специфическое занятие. Вам придется постоянно рисковать, постоянно обманывать тех, кого вы любите, с кем вы близки. Сможете?

– Без проблем.

Через несколько дней после моего возвращения в Палм-Бич Фидель покидает Нью-Йорк, выступив на заседании Генеральной Ассамблеи с самой длинной речью за всю историю ООН: четыре с половиной часа он обвинял американских империалистов в попытках свержения его правительства и хвалил Советский Союз. Говорят, Хрущев несколько раз прерывал Кастро восторженными аплодисментами, а потом предложил ему лететь домой на советском самолете, потому что его собственный был задержан в аэропорту Айдлуайлд за неуплату долгов американским кредиторам.

В какую сторону на Кубе ветер дует, становится все яснее и яснее. Думаю, скоро я получу новые инструкции от мистера Дуайера.

Они действительно приходят: однажды, прогуливаясь с сестрами по магазинам торгового комплекса «Роял-Поинсиана-Плаза», я встречаю человека непримечательной наружности, который сует мне в карман бумажку с адресом.

Мое первое шпионское задание заключается в том, чтобы побывать на встрече предполагаемых коммунистов. У меня есть имя, ссылка на которое, как уверяет Дуайер, обеспечит мне доступ, в остальном же приходится полагаться на собственный ум.

Место встречи – ярко-зеленый дом в тихом жилом районе Хайалии. Газон давно не стрижен. На подъездной дорожке стоят три автомобиля.

Я делаю глубокий вдох и стучу кулаком в дверь.

Раздается отдаленный собачий лай.

Дверь открывается. По ту сторону порога стоит молодой человек немного постарше меня.

Я ожидала увидеть соотечественника, но вижу американца с неряшливой рыжей бороденкой и веснушками на бледной коже. На нем джинсы и заношенная чуть не до дыр футболка.

– Чем могу помочь? – спрашивает он, в упор глядя на меня.

Я специально оделась в самое простенькое, что нашла у себя в гардеробе: черные брюки, хлопчатобумажную блузку, удобные туфли без каблуков. Но по сравнению с молодым человеком я все равно выгляжу разодетой.

– Я от Клаудии, – говорю я.

Так было написано на бумажке с адресом, которую мне сунули. Кто такая эта Клаудия, я понятия не имею, а она, как я подозреваю, не знает меня.

Будут ли на этой встрече другие шпионы Дуайера? Если я завязну, придет ли мне кто-нибудь на выручку или помощи ждать не от кого?

Парень, кивнув, пропускает меня. Мы идем мимо кухни, оформленной как камбуз, в гостиную, где сидят четверо.

– Она от Клаудии, – поясняет им молодой человек, направив в мою сторону большой палец.

Я сажусь на диванчик в углу комнаты. Джимми (так зовут того, кто меня встретил) открывает собрание. Из крупиц общего разговора я заключаю, что он студент, а две девушки, Сандра и Нэнси, – его однокурсницы.

Они, как и Че, коммунисты, но не кубинцы. Фиделя поддерживают не из патриотизма, а только по идеологическим соображениям. Получая задание от мистера Дуайера, я представляла себе грозных революционеров, планирующих террористические атаки. На самом же деле передо мной группка занудно витийствующих интеллектуалов или псевдоинтеллектуалов. Неужели ЦРУ действительно их боится? Или так проверяют мою пригодность?

Другие два гостя – братья Хавьер и Серхьо. Насколько я поняла, они эмигрировали с Кубы несколько лет назад, когда Батиста развернул репрессии против оппозиционно настроенных студентов. Если кто-то из присутствующих на сегодняшней встрече и может располагать какой-то полезной информацией о Фиделе, так это они. Я улыбаюсь Хавьеру, а когда приходит моя очередь говорить, поглядываю на Серхьо.

Представившись настоящим именем, я рассказываю о том, чем занималась в Гаване до прихода Фиделя к власти, поношу Батисту, говорю, что мечтаю видеть Кубу свободной от американского влияния. Все смотрят на меня большими глазами, когда я упоминаю об участии Алехандро в нападении на президентский дворец. Сомневаюсь, чтобы Джимми и девушки видели в своей жизни хоть слабое подобие того насилия, которое пережили мы, кубинцы.

Зато Хавьер и Серхьо понимающе переглядываются, как будто им не понаслышке известно, что такое ад по версии Батисты. Сейчас беглый президент живет себе в Португалии, в роскоши. Он не ответил за свои преступления: за убитых людей, за хаос, в результате которого Куба оказалась в руках Фиделя. Тяжело мириться с такой несправедливостью.

Все присутствующие рассказали о себе. Я уже не беспокоюсь о том, что Клаудия придет и разоблачит меня как самозванку и шпионку. Теперь тема общей беседы – наложенное на «Остров свободы» торговое эмбарго.

Президент Эйзенхауэр запретил поставлять на Кубу любые американские товары, сделав исключение лишь для некоторых гуманитарных грузов: лекарств и кое-каких продуктов питания. Для страны, настолько зависимой от импорта из США, это удар. Но достаточно ли сильный, чтобы Фидель потерял равновесие?

Хотя мои собеседники бушуют по поводу эмбарго битый час, сколько-нибудь дельных предложений никто не высказывает. Тем не менее я пытаюсь разглядеть опасность, на которую намекал Дуайер. Братья-кубинцы почти все время молчат. Я тоже: предпочитаю слушать и соображать, кто есть кто в этой группе.

Мы договариваемся о новой встрече через месяц, и я возвращаюсь в Палм-Бич.

Перед домом родителей я вижу шикарный красный кабриолет Эдуардо и его самого: он стоит, прислонившись к дверце.

– Давно ждешь? – спрашиваю я, выходя из своей машины.

– Не очень, – отвечает он и, поцеловав меня в щеку, с легкой улыбкой окидывает взглядом мой наряд.

– Чего?

– Ничего. Я просто обескуражен. Не думал, что когда-нибудь увижу тебя одетой так… сурово.

– Очень смешно.

Даже в самой скромной своей одежде я выделялась на фоне членов коммунистической группы.

Эдуардо ведет пальцем по рукаву моей блузки.

– Могу я спросить, куда ты так принарядилась, или мне лучше этого не знать?