Джеймс Макбрайд - Дьякон Кинг-Конг

Пиджак перевернул бутылку, сделал глубокий глоток и залил то неотвязное чувство. Вернул бутылку обратно в заначку и, довольный, расслабился на стуле.

— Г’ван, «Кинг-Конг», — пробормотал он. Потом поинтересовался вслух: — А какой сегодня день, Хетти?

Осознал, что она с ним не разговаривает, так что прибавил:

— Ну и не нужна ты мне. Черт, я же сам могу прочитать… — Хотя это была неправда. Календари он понимал. Слова — другое дело.

Он поднялся, подошел к потрепанному настенному календарю, прищурился сквозь пелену хмельного свечения, потом кивнул. Четверг. День Иткина. У него было четыре подработки — по одной на каждый день, кроме воскресенья: по понедельникам он прибирался в церкви Пяти Концов. По вторникам выносил мусор в доме престарелых. По средам помогал пожилой белой даме в саду ее особняка. По четвергам разгружал ящики в алкогольном магазине Иткина, всего в четырех кварталах от Коз-Хаусес. По пятницам и субботам когда-то проходили бейсбольные тренировки команды Коз-Хаусес, пока ее не распустили.

Пиджак посмотрел на настенные часы. Почти час. Пора отправляться на работу.

— Надо идти, Хетти! — сказал он бодро.

Снова достал бутылку и быстренько приложился к «Конгу», убрал обратно в заначку и вышел из подвала через черный ход, в квартале от двора с флагштоком. На улице было тихо и пусто. Пиджак легко и свободно вихлял, свежий воздух его слегка взбодрил и частично развеял хмельную пелену. Уже скоро он шел вдоль опрятных магазинчиков, тянущихся рядком через Пизелли-стрит и близлежащий итальянский квартал. Он любил прогуливаться по направлению к лавке мистера Иткина, к центру Бруклина, видеть опрятные дома и витрины, магазины с продавцами, и кое-кто из них махал ему, когда он проходил мимо. Носить выпивку и помогать клиентам возить покупки на тележке к машинам было одной из его любимых подработок. Он вообще считал идеальными те подработки, что не занимают больше дня и не требуют инструментов.

Через десять минут он подошел к двери под навесом с надписью «Алкогольные напитки Иткина». Мимо прогудела полицейская машина. Потом другая. Он задержался у двери, спешно ощупал нагрудные карманы пиджака, где носил выпивку, или пустые, или случайные бутылки, что могли там оказаться после какой-нибудь не задержавшейся в памяти пирушки, — при этом совершенно забыв про нижние карманы, — потом повернул ручку двери.

Тренькнул звонок, Пиджак вошел и закрыл за собой дверь, отрезая вой проносящихся мимо машин: очередной полицейской и скорой помощи.

Мистер Иткин, хозяин, коренастый и добродушный еврей, протирал стойку, взвалив на нее брюшко. В магазине стояла тишина. Работал кондиционер. До открытия оставалось еще пять минут. Иткин кивнул в сторону входа и машин, летящих к Коз-Хаусес.

— Что там стряслось?

— Диабет, — сказал Пиджак, топая мимо стойки в подсобку, — губит людей одного за другим. — Вошел в каморку, где дожидались открытия штабели новоприбывших ящиков с бутылками. Со вздохом сел на ящик. Никакие сирены его не волновали.

Снял шляпу и вытер лоб. Стойка, где находился Иткин, находилась метрах в пяти от двери в подсобку, но сейчас Иткин со своей точки обзора у края стойки четко видел Пиджака. Иткин перестал протирать и окликнул:

— Какой-то ты взмыленный, дьякон.

Пиджак с ухмылкой и зевком отмахнулся от проявления заботы, широко потянулся.

— Я здоров как бык, — ответил он. Иткин продолжил протирать стойку, скрывшись из виду на другом ее конце, а Пиджак, аккуратно, стараясь не попасть Иткину на глаза, вынул из ящика рутбир [10] Корневое пиво — газированный напиток, изготовленный из коры дерева сассафрас. Прим. ред. , открыл, сделал большой глоток, поставил на ближайшую полку и занялся коробками. Глянул, чтобы убедиться, что Иткин все еще на другом конце стойки, и тогда с натренированной ловкостью домушника выхватил из ближайшего ящика бутылку джина, отвернул крышку и вылил половину содержимого в банку рутбира, закрыл бутылку, сунул в нижний карман пиджака, снял его и оставил на ближайшей полке. Тот лег с неожиданным стуком. Первой мыслью дьякона было, что в другом кармане лежит забытая бутылка, ведь перед тем, как войти в магазин, он наскоро обшарил только нагрудные карманы, но не нижние, так что он снова поднял пиджак и достал из него старый 38-й.

— Как сюда попал мой армейский пистолет? — пробормотал он.

Как раз тогда прозвенел колокольчик над дверью. Пиджак сунул пистолет обратно и поднял глаза на первых покупателей дня — все белые, а следом за ними — знакомая шляпа и коричневое взволнованное лицо Сосиски, который все еще был в синей форме дворника жилконторы.

Сосиска помешкал у двери, делая вид, что заинтересовался ближайшей витриной, пока платежеспособные клиенты разбредались по магазину. Иткин глянул на него в раздражении.

— Дьякон кое-что забыл дома, — выпалил Сосиска.

Иткин коротко кивнул на дверь, где виднелся Пиджак, а потом отправился на зов одного из покупателей, так что Сосиска проскользнул за стойку и в подсобку. Пиджак заметил, что тот потеет и тяжело дышит.

— Сосиска, тебе чего? — сказал он. — Иткин не любит, когда ты заходишь в кладовку.

Сосиска бросил взгляд через плечо, потом зашипел:

— Чертов дурень!

— Ты чего такой злой?

— Тебе надо тикать! Сейчас же!

— Ты чего на меня шумишь? — спросил Пиджак. Предложил банку рутбира. — Вот тебе чекушка для черной макушки.

Сосиска отнял банку, принюхался, потом так грохнул ею по ящику, что из отверстия плеснула жидкость.

— Ниггер, тебе некогда рассиживаться и синьку распивать. Тебе пора собирать манатки!

— Чего?

— Пора убираться!

— Куда? Я же только что пришел.

— Куда угодно, дурень. Убегай!

— Я работу не брошу, Сосиска!

— Клеменс жив, — сказал Сосиска.

— Кто? — переспросил Пиджак.

— Димс! Он жив.

— Кто?

Сосиска, моргая, отступил.

— Да что с тобой, Пиджачок?

Тот устало сел на ящик, покачал головой.

— Сам не знаю, Сосиска. Я тут все беседовал с Хетти о своей проповеди на День друзей и семьи. Она снова разоряется про сыр и деньги Рождественского клуба. Потом еще приплела мою мамочку. Сказала, моя мамочка не…

— Брось свое мумбо-юмбо, Пиджачок. Ты в беде!

— Из-за Хетти? Чем я теперь-то провинился?

— Хетти уже два года как мертва, дурень!

Пиджак надулся и тихо ответил:

— Не надо так про мою дорогую Хетти, Сосиска. Она тебе ничего дурного не сделала.

— Она была не такая уж дорогая на прошлой неделе, когда ты волком выл про деньги Рождественского клуба. Забудь ты о ней хоть на минуту, Пиджачок. Димс живой!

— Кто?

— Димс, дурень. Внук Луи. Помнишь Луи Клеменса?

— Луи Клеменс? — Пиджак с искренним удивлением склонил голову набок. — Луи как раз мертв , Сосиска. В этом мае будет пять лет. Мертв дольше моей Хетти.