Алиса Орлова-Вязовская - Дочки-матери

– Потом, давайте лучше выпьем, праздник всё же.

Галя вновь порозовела, взяла протянутую рюмку.

– Уж я немножко ради праздника, Иван Никифорович. А так я строго с этим, баловства какого себе не позволяю. Всё больше по хозяйству, по дому, я ж мать.

– Ну, ясное дело. Тяжело, небось, одной?

– Как не тяжело? Разве хорошо в одиночку ребёночка поднимать?

– Чего ж ухажёр-то не женился? Сбежал?

Галя отчаянно покраснела, на лоб набежали складки.

– Да… да, он… мы хотели уж записаться, а он помер.

– Так ты, стало быть, вдовая, Галя?

– Выходит, так, – стараясь вздохнуть глубоко и как можно жалостней, пробормотала она. Ну, для устройства судьбы и маленько приврать не грех. Вот и от злобной Натальи польза: вовремя сообщила о смерти брата.

– А я разведённый. Такая стерва жена попалась! – скривился Иван Никифорович. – Дом полная чаша – живи не хочу. Я человек обстоятельный, у меня всегда порядок должен быть. А она не ценила, да и хозяйка так себе.

– И разговору нет! – подхватила вернувшаяся из кухни Клавдия. – За таким мужем как за каменной стеной. Видать, избаловали вы свою супругу – вот и результат. А кому она теперь нужна-то будет? Ей уж, поди, за сорок. Да сынок у вас большой. Какой мужик на такую позарится, да ещё с пацаном старшеклассником? А вы мужчина в самом соку, за такого каждая пойдёт с радостью, даже молодая. Вот наша Галина девушка скромная, тихая, послушная. Опять же, деревенская, это городские – девки ушлые. А что с ней по молодости ерунда приключилась, так дело то житейское. Несмышлёную девчонку окрутить ума не надо. Заморочил – и в кусты.

– Да я уж рассказывала Ивану Никифоровичу, – пихая соседку под столом ногой, бросила Галя. – Он хотел расписаться, не отказывался вовсе, да погиб при аварии.

– А… ну да, – спохватилась Клавдия. – Я к тому, что тянул долго с женитьбой, по-людски надо было сперва в ЗАГС, а уж потом ребёнка.

Иван Никифорович вальяжно развалился, одну руку положил на спинку Галиного стула. Ему нравилось, с каким явным интересом и уважением она слушает, поддакивает на каждое слово, всё норовит предложить новое блюдо. Удался праздник, что и говорить. Не зря согласился в гости прийти. Хотя для виду и большей важности отказывался долго и вроде как в последний момент снизошёл. И правильно, он кто? Начальник отдела кадров, а Клавин муж Егор – простой шофёр. Надо бы и своё место знать, ему не по чину вот так сломя голову по первому зову бежать. Да, Клава не соврала про соседку. Видно, что скромная, краснеть не разучилась. Опять же, не красавица. Красивых, ярких женщин Иван Никифорович в глубине души побаивался и испытывал к ним антипатию. Понимал, что такие на него и не взглянут. А разве ж это правильно, чтобы баба выше мужика была? Он снисходительно вставлял редкие фразы в разговор, скупо улыбался маленьким узким ртом, слушая анекдоты, которыми сыпал Егор. А в основном тайком наблюдал за Галей. Ну чего ж, девушка она неплохая, умишка, видать, небольшого, но зато не нахальная, не разбитная. Вон даже смеётся тихонечко, прикрывая ладонью рот. Серёжки в ушах копеечные, колечек нет. Такой брошку пластиковую подаришь, обспасибкается. Конечно, он с бухты-барахты в ЗАГС не побежит – не на того напали, хватит, обжёгся уж. Опять же, сын – дубина стоеросовая, мамкин подголосок, ему только четырнадцать стукнуло, это ж ещё четыре года алименты платить. Вот досада! Что же это за законы такие – пацан к отцу без уважения, а деньги дай. И так жена Верка всю анкету разводом испортила, ещё заработку урон. Ну ничего, попомнят. Иван Никифорович нахмурился, сердито раздавил окурок в пепельнице. Галя испуганно засуетилась.

– Иван Никифорович, а вот картошечка горяченькая, вы и мяско под майонезом не попробовали ещё.

Он тотчас благосклонно заулыбался.

– Ну положи, положи.

И глядя, с каким усердным подобострастием эта широколицая молодая женщина его обхаживает, он вновь улыбнулся, но не Галине, а своим мыслям. А что, женится он, вот Верке-то плюха будет. Она ж ему ровесница, а Гале тридцати нет. И, обзаведясь женой, да ещё с ребёнком, получит он долгожданную квартиру. Каково? Жильё отдельное, жена молодая. А Верка, дура старая, так и будет в коммуналке сидеть. Вперёд наука – нечего было норов показывать. И стало Ивану Никифоровичу на душе так отрадно и хорошо, что он перестал – пусть на и некоторое время – строить из себя начальника и лихо опрокинул протянутый Егором стакан водки. А после громко захохотал очередной шутке, что захмелевший хозяин дома повторил дважды, позабыв начало анекдота.

Наталья приехала через несколько дней. Еле заставила себя не явиться в гости раньше. И что только не делала: и мебель переставляла, и стирку устраивала, хотя грязных вещей набралось кофточка да два полотенца. Всё пыталась выкинуть из головы мысли о Воронцовых. Но желание увидеть Люську превратилось в навязчивую идею.

Галя растерялась, торопливо натянула на лоб косынку, скрывающую бигуди. В комнате беспорядок, на столе отодвинутая в спешке грязная посуда и сложенное в несколько раз старенькое прожжённое одеяло.

– Ой, Наташенька, вы и не предупреждали, что придёте, я гостей не ждала. Вот бельишко глажу, – пробормотала она, подхватывая с одеяла разложенную юбку.

– Да ладно, не суетись, хозяйство оно, конечно, времени требует, – скептически хмыкнула Наталья, обведя взглядом комнату. – Да я, собственно, не в гости, Люсе вот гостинцев принесла.

– А Люсенька в садике ещё. За ней только часа через два идти.

– Ну и хорошо. Я как раз у тебя спросить хотела кое-что, а при ребёнке неловко.

Галя на секунду нахмурилась, но лицо тут же приняло своё обычное выражение жалостливой просительницы.

– Чайку, может, хотите, Наташенька?

– Не откажусь. Если кофе угостишь, ещё лучше.

– Откуда ж у меня? – Галина схватила чайник, шмыгнула за дверь.

Гостья была неприятна до обидного. Нарочно, что ли, на голову свалилась, чтобы даже внешностью своей расстраивать? Надо же было в одном человеке собрать всё то, чего у другого и нету? Конечно, каждая чёрточка даёт право нахальничать и смотреть свысока. И подведённые тёмно-серые крупные глаза с щедро накрашенными ресницами. И пухлые губы, что дают возможность кривиться в усмешке по-красивенькому. А тут улыбнёшься – и рта словно нет, уж какие там ухмылочки строить? И всё-то у Натальи слишком да чересчур. Несправедливо, нехорошо так-то. Надо бы поровну. Допустим, дали какой женщине статную фигуру, грудь торчком и аккуратные бедра, туго обтянутые дорогой юбкой. Высоко собранные в валик, блестящие от лака светло-русые волосы. И гладкие кисти рук, украшенные колечками и тонким браслетиком на запястье. Так пусть другой бы женщине достались денежный муж и богатый брат. Отдельная квартира и денежек на книжке несчитано. Вот это было бы по справедливости, а то одним – с избытком, а другим – кукиш.