Алиса Орлова-Вязовская - Дочки-матери

– Так что ж, выходит, на старости лет родная доченька будет чужого человека кормить, а мать родная голодом сиди? Разве ж можно так? Вы бы посмотрели в законах, может, ошибочка вышла? Ведь Наташенька-то эта чужая ей, гражданочка судья, как есть посторонняя. А я ж мать… Я, может, и не написала бы тот отказ-то, муж Ванечка настоял. С него и спрос. А теперь, гражданочка судья, остались мы вдвоём с сыном Валериком. Муж бросил и алиментов не платит Валерочке, говорит, восемнадцать сравнялось – не обязан. А мне пенсию ещё не насчитали, говорят, возраст не вышел. Как жить-то станем, Люсенька, дочка, по-родственному…

Людмила сжала губы, протянула хмурой женщине бумажку. Та только взглядом скользнула и, кивнув, бросила:

– Да, всё правильно, подпись только расшифруйте в скобочках.

Дима переминался с ноги на ногу, волновался – даже стекла очков запотели. Наконец вышла Люся и только кивнула в сторону выхода – говорить сил не было. Так же молча сунула бумажку девушке в секретариате. Муж замешкался, подхватил на лету многострадальный шёлковый шарфик.

Люся выскочила на улицу, тревожно огляделась. Наталья ходила с Вадиком вокруг тощего деревца, собирали разноцветные опавшие листья.

– Бабита! Касий литик, – радостно выкрикивал мальчик. – Нёный литик! Исё нёный!

И Люся кинулась к Наталье бегом, как бросалась ей навстречу в детском саду, а потом в интернате. Обхватила крепко-крепко и даже на секунду удивилась, что ростом стала выше тёти, а может, просто каблуки прибавили сантиметров?

Наталья спросить ничего не успела, словно кто-то невидимый заставил поднять взгляд и встретится глазами с Галиной. Видимо, она хотела вновь подойти к дочке и как-то исхитриться выклянчить хотя бы разового отступного, но, заметив Наталью, не рискнула. Вот незадача – зыркнула как ножом полоснула. Вроде не молоденькая уже, а вид всё такой же нахальный – аж оторопь берёт.

– Доченька, – держась на безопасном расстоянии, протянула Галина, собрав на лбу дряблые складочки, – так по-родственному, хоть сколь-нибудь… хлебушка прикупить, молочка…

Люсины губы скривились, дёрнулась всем телом и, прижавшись к тёте ещё крепче, громко зашептала:

– Ташенька, миленькая, дорогая! Как же я тебя люблю, сильно-сильно люблю! Ты и представить не можешь даже… Ни разочка не можешь, как же я тебя люблю!

– Могу, Людок, – спокойно ответила Наталья, гладя племянницу по спине и, бросив последний взгляд на Галину, полный презрительной жалости, громко добавила: – Конечно, могу… Я ж мать.

Вадик поднялся на цыпочки и, потянув Наталью за пальто, на всякий случай для мамы уточнил:

– Моя бабита.

Рассмеялся Дима, за ним Наталья и не расслышавшая сына Люся, громко шмыгнув носом, улыбнулась со всеми за компанию.

– Снова-здорово, Люд, опять платка нет, – сварливо произнесла Наталья.

Выезжая на машине на улицу, обогнали Галину, семенившую за худощавым парнем, что раньше равнодушно стоял на крыльце суда, покуривая сигарету и не проявляя никакого интереса к происходящему.

Наталья, половчее устроив на коленях внука, скользнула взглядом в окно и, словно ни к кому конкретно не обращаясь, снисходительно бросила:

– Мадам Попрошайка На Похоронах.

– Любите Сюгоро Ямамото, Наталья Валентиновна? – подмигнул в зеркало Дима.

– Ну да, настольная книга прямо! – усмехнулась тёща. – С молодости зачитывалась.

Галина проводила автомобиль завистливым взглядом.

– Видишь, Лерочка. Отказал суд-то.

– Ясен пень! Её мужик баксы отвалил, вот тебя и нагрели, – швырнув окурок в лужу, ответил сын.

– Говорят, всё из-за бумажки отказной, Лерочка, мол, зазря подписали, а то могли бы стребовать.

– Правильно отец говорил, дура ты глупая! Я думал, вы Людку просто на время сдали, а вы официально. Знал бы, с тобой не пошёл, только зря позориться.

– Как же, Лерочка, а поддержать, присоветовать что, я ж мать.

– Да отвали ты, – буркнул молодой человек и, засунув руки поглубже в карманы, прибавил шагу.

ОБХСС – во времена СССР отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности

Сюгоро Ямамото; настоящее имя – Симидзу Сатому. Писатель, Япония.