Дарья Истомина - Леди мэр

— Черт с ним… Пусть хоть к четырем.

Гаша бросает в трубку:

— Хорошо, пусть к четырем. И перезвони мне.

Эльвира лебезит:

— Ну, спасибо, Гашенька. И что бы я без тебя делала?

Вынув из кармана, ставит на стол модный пузырь с шампунем и кладет конвертик. Со мздой, конечно. И выходит. Гаша смахивает в ящик стола принесенное. И оборачивается к дивану:

— А у тебя чего?

С дивана поднимается слободская женщина, с лукошком яиц.

Ставит яйца на стол. Гаша просматривает каждое на просвет.

— Свежие, Никитична?

— Побойся Бога, Агриппина.

— Что у тебя?

— Много чего… Архитектор городской рога выставил… Я там сараюшечку в огородах для отдыхающих летом поставила! А он орет — а проект где? БТИ грозится натравить… Теперь счетчик… Крутится как бешеный, а монтеры не идут… Теперь это… Чего ж еще это?

Гаша раскрывает толстенную тетрадку, мусолит карандаш.

— Записываю тебя на понедельник… На прием к Лизавете.

Никитична, обрадованно покивав, выходит.

— Следущий!

Я выбираюсь из боковухи и вхожу в кабинет. Меня даже трясти перестало. От ненависти.

— Я следующая, Гашка! Я!

Агриппина Ивановна, лицом не дрогнув, абсолютно невозмутимо рассматривает меня исподлобья. И, только помолчав, срывается в атаку уже на крике:

— Ну и что? Что такого? Кормить вас всех надо? А? Каждый день! Карловна-то хоть втихую от тебя из своих нас подкармливала! А теперь как? Корове сена дай? Каждый день! Творожок-то ты любишь… А кобыла твоя как принцесса! Только овес и жрет! А на Гришке? Все горит! А я? Да я один фартук два года не снимаю! А кофий твой чертов? Ты ж в себя литрами всякие «арабики» заливаешь! Откуда ж взять-то? А свою первую и единственную зарплату ты всю на книжки профукала! А?! Все про Эйнштейна читаешь… Вот пусть тебя и кормит твой Эйнштейн!

Я закрываю глаза, чтобы не вмазать чем-нибудь в это орущее и красномордое.

— Уходи… Чтоб глаза мои тебя никогда не видели…

— Ох, Лизонька… Ну ты чего? Я ж не для себя… Ну ты про себя никогда не думаешь, так кто-то же должен…

— Уходи-и-и…

— Да ведь сдохнешь ты тут! Без меня!

— Пусть сдохну, но — без тебя!

В мэрию я больше не возвращаюсь.

Просто не могу.

Несколько часов лежу на диване и смотрю в потолок.

Звонит Лыков и спрашивает, что стряслось.

Его патруль засек Агриппину Ивановну на выходе из города. Агриппина Ивановна, нахлестывая корову Красулю хворостиной и в голос рыдая, с чемоданом на спине, удалялась в сторону деревни Плетениха.

Майора Серегу я просто посылаю и отключаю телефон.

К шести вечера Кыся завозит на своем скутере Гришку. Она его всегда забирает из детсада. Я прошу ее, чтобы она заночевала у нас, приглядела за парнем.

И уношусь из дому к чертям собачьим, чтобы только никого не видеть и никому ничего не отвечать. По берегу уношусь, чтобы меня охранный вечерний мент у ворот не засек. Потому как даже надраться на территории вверенного мне города Сомово мне уже невыносимо сложно.

На автостанции я сажусь в первый же попавшийся междугородний автобус, задрипанный и раздолбанный до последней степени. И только в дороге выясняю, что он ползет в Кимры. Меня это не устраивает: слишком долго. Скоро я вижу ярко освещенный старый дебаркадер у берега с неоновой вывеской «Утес». И шофер автобуса меня высаживает как раз рядом с этим полуплавучим гадюшником.

Как я возвращаюсь в Сомово, я помню плохо, но обнаруживаю себя бредущей по нашей набережной и посасывающей коньячок из стеклянной фляжечки со штампом ресторана «Утес». Останавливаюсь и разглядываю нечто черное и громоздкое. В черном берете. В черных перчатках. И черных клешах. Людмилин супруг сидит на спинке садовой скамьи, хмуровато-задумчиво вглядываясь в черные воды Волги в просверках фонарей.

— Ба! Кого мы видим! — радостно объявляю я. — Позволите… с вами… посидеть?

Я с ходу, хотя и не без труда, влезаю на скамейку с ногами и утверждаю свою пятую точку рядом с этим типом. Скамейка почему-то не стоит на месте и покачивается.

— Опять, значит, в Сомове? Как жизнь? — бодро спрашиваю я. — Успехи в боевой и политической подготовке? И между прочим, вы к какому флоту приписаны, сэр?

— По-моему, Лизавета Юрьевна, вы, как выражается майор Лыков, «назюзюкамши».

— Конечно. Есть причина… — Я отсасываю из фляжечки. — Как хорошо, что вы тут… сам по себе… И я тут… сама по себе… А еще лучше, что вы чужой… Вы мне — до лампочки, и я вам — до лампочки… Я, кажется, была при нашем знакомстве… несколько нетактична?

— Я этого уже не помню, но вообще-то я такого не ждал, уважаемая, можно сказать, обожаемая населением хозяйка города — и бродит как неприкаянная…

— Уважаемая! Обожаемая! Вы думаете, мне здесь хорошо? Ошибаетесь! Только между нами… Как вас? Денис?

— Касаткин.

— Я ненавижу этот поганый город, Касаткин!.. Ненави-ж-у-у… Здесь ни от кого никуда не скроешься, даже надраться толком не могу: в доме — ребенок… Я не имею права его напугать. Зайти в кабак? «Боже, да она же пьяница!» С мужиками в порту закусить? Тогда шлюха. Извините… я вас не отвлекаю… своими мыслями?

— Вы считаете это мыслями?

— Ч-ч-частично… Все напросвет… Все секут… Все изучают… С кем заговорила? Кому улыбнулась? Почему? Что бы это значило? Как голая в бане. Да и в бане мужние дамы и невинные девицы тебя рассматривают, как… экспонат в анатомичке.

— Как это?

— А так! Как у нее с радиусом кривизны ног? Коэффициентом упругости задницы? Топологией сисечек? Извините за выражение, но их даже растительный покров волнует. А какое им, к чертовой матери, до этого дело? Я же за них замуж выходить не собираюсь.

— Может быть, вы преувеличиваете?

— Ерунда! Везде глаза… глаза… глаза… Вот вы полагаете, мы здесь одни, господин Касаткин? Да завтра весь город будет гудеть о том, что поддатая Лизавета Басаргина пробовала подцепить приезжего мужика на набережной.

— Я не стою ваших усилий.

— Да я и не собираюсь. Что это вы о себе возомнили? Просто у меня вчера был день такой… тяжелый. Вчера я потеряла самого близкого и самого необходимого мне человека… Никогда не думала, что так случится. А сегодня еще одного… одну… Но сегодня я оплакиваю то, что потеряла вчера. До той, которую я потеряла сегодня, вместе с ее коровой, я дойду завтра… Понимаете?

— Нет.

— Это неважно. Вчера она от меня ушла… безвозвратно…

— В каком смысле?

— Элементарно… Взяла… и уехала замуж. Вот так. Взяла и ушла. А клялась — на всю жизнь… На всю жизнь…

— Всего лишь?

— Вам мало? Мне достаточно. Вот завтра… проснусь, а ее нет. Сяду завтракать, а ее нет. Выйду на работу, а ее нет!

— Эх! Мне бы ваши заботы! Извините… я просто устал сегодня… Мне рано просыпаться…

Я начинаю что-то смутно вспоминать. Что-то мне говорил вчера Лыков.