Адель - Хрущёвка

Витасик выждал наиболее удачное мгновение и тихоходом прокрался в прихожую, где пьяный в усмерть профессор Ливнёв шатался подле вешалок. Он порывался впихнуть газетный сверток во внутренний карман, но косой взгляд ощутимо мешал ему поразить цель. Семь безуспешных заходов понадобилось профессору Ливнёву, прежде чем на восьмой он с большими усилиями втиснул во внутренний карман газетный свёрток. После чего, он, опираясь на массивную трость, вернулся к застолью. Взглядом Витасик проводил сутулую спину профессора Ливнёва и вынырнул из укрытия. Грациозным прыжком малыш Витасик взобрался на клетчатое пальто и безнадёжно повис на длинном рукаве. Что-что, а прыгал Витасик недурственно, словно атлет на международных играх. И теперь, когда он окончательно ухватился за рукава клетчатого пальто, дело оставалось за малым. Витасик запустил лапу в чужой карман! Он дерзал ничем не хуже карманника со стажем, лишь нервы от страха взыграли, и душно становилось в прихожей. Витасик аккуратно вынул газетный свёрток и смахнул с длинного рукава прямо на твёрдый пол. По щелчку пальцев, Витасик испарился в одночасье, как деньги испаряются в руках чиновника.

Родная квартира томилась со скуки, и Витасик живо запрыгнул на стылую кровать. Он распрямил газетный свёрток и под жирным заголовком: «Скажи, нет коррупции!» увидел стеклянную пробирку. Бледная жижа голубого оттенка лениво бултыхалась под тонким слоем стекла, и невольно притягивала на себя любопытные глаза Витасика. Странно, блеклая жижа, а столько шума вокруг, и Витасик ушёл в ванную комнату. Под умывальником на пыльной полке, Витасик нащупал пульвелизатор и перелил содержимое пробирки до последней капли. Бледной жижы оказалось мало, чтобы доверху наполнить сосуд. Тогда Витасик разбавил жижу кипятком и туго закрутил пульвелизатор. Сквозь мутную водицу едва виднелась блеклая голубизна и Витасик, схватив пульвелизатор, ринулся на мышиную охоту.

Массивная дверь, запертая на амбарный замок, сурово преграждала Витасику пути для наступления. Синяя краска на клеёной фанере изрядно облупилась, стальная ручка с годами проржавела до основания и одним своим видом она наводила жути на любого, кто вздумает сойти в мрачное подземелье. Ни вперёд, ни назад, он заворожёно смотрел на дверную ручку, и видится мне, слегка оцепенел.. Одни боятся высоты, вторые паникуют в тесном помещении, а у третьих душа уходит в пятки, от одной лишь мысли, что валютный фонд, не сегодня так завтра потерпит крах и тогда рубль обесценится. Витасик не пугался высоты, и в тесных помещениях держался, как ни в чём не бывал, а про валютные фонды он и знать, не знает. И ничто кроме темноты, не пугало Витасика до мурашек. И ни столько темнота, сколько неизвестность будоражила кровь Витасика. Что за неведомая сила вздумает прятаться в шкафу!? Или под кроватью!? Или на пыльном чердаке!? И Витасик ответит – нечисть… Гадкое, четвероногое, трёхрукое чудище, со звериным оскалом, в чёрном пречёрном сарафане вынырнет из-за угла и утянет Вас в бездну. Рано или поздно человек должен взглянуть страхам в лицо. Большинство наивно полагают, что велики герои без страха в глазах и дрожи в коленях совершали немыслимые подвиги. И, как правило, большинство охотно поддаётся мнению меньшинства, поскольку меньшинство несёт в массы уникальные вещи, вплоть до пропаганды и телевизора.

Вопреки страхам, Витасик проник в мрачный подвал и крадучись шагнул навстречу тьме. «Ни зги не видать… Хоть глаз выколи», шепнул Витасик и вынул из кармана фонарь. Пластмассовый и небольшой величины, он обливал лучами холодные стены и дальше чем на пару метров не светил. От лазерной указки толку поболее будет, гневился Витасик и осмотрительно вымерял каждый шаг, на предмет гвоздей и битого стекла. На входе Витасик заметил, как вдоль потолка в ряд тянулся кабель, и он смекнул, что поблизости есть выключатель.

Синие лучи трепетно ласкали мёрзлые стены, и подвальная сырость источала холод. Витасик ловко управлялся фонариком. Правда, ума тут большого не надо, и последний чудак запросто осилит инструмент, было бы желание. Он фонарём прошёлся по жуткой стене и обнаружил там выключатель. Белёсая плесень, обступила чёрный пластик с четырёх сторон и на полу у стены вприслонку покоилась заржавелая койка.

Витасик навёл слабый фонарь на бесхозную кровать и ужас! Он застал на престарелой койке, не менее, пожилого старика. Болотная куртка износилась до сквозных дыр, и напоминала драные лохмотья, шапка ушанка налезала на морщинистый лоб, и одни лишь советские валенки с годами ни разу не поистрепались, по-прежнему нагнетали тоску и уныние.

–Ой!– удивился Витасик и пошёл на попятную.

Бродяга встрепенулся, задрал голову, воровато осмотрелся по сторонам, вытянул нос и расчётливо принюхался. Он лениво уселся на скрипучей кровати, поправил шапку ушанку и нащупал в недрах кармана жалкий бычок от некогда пахучей сигареты. Старик прищурил оба глаза, чиркнул спичкой о коричневатую тёрку и прикурил бычок. Сделав пару длинных затяжек, он швырнул сигарету в махонькую лужу и смерил Витасик пронзительным взглядом. Блеклые лучики хлипкого фонаря упирались прямо в морщинистый лоб, но старик глаз в сторону не отводил и, сморщив густые брови, думал, кто это перед ним стоит. Старик готовился к аресту… Что на худых запястьях щёлкнут стальные наручники и его насильно поведут в участок. Старик бы не прочь, отсидеть пятнадцать суток в отапливаемом помещении.

–Ты кто таков будешь!?– недоумевал старик.

–Витасиком меня звать.– робко ответил он.– А ты чего не спишь!?

–Да мысли дурные житья мне не дают.– начал старик.– Эххх… Прошли мои годы, не то, что раньше. Как сейчас помню, вернусь я с работы, без задних ног упаду на кресло, сомкну веки и начну храпеть на всю округу. И эшелон поездов рядом промчится, а я и глазом не поведу, буду себе лежать, да бока во сне мять. Работать надо… Без работы жить невмоготу, тяжко становится… И на думы думные, у тебя времени попросту не хватает, когда ж тут думать, если ты с утра до вечера на работе хребет ломаешь. Как говорится, меньше знаешь, крепче спишь…

–А ты сам кем будешь!?

–По жизни я человек искусства, а по профессии конструктор-чертёжник. Видел грузовик, хоть раз в жизни?

–Ну видел… А что!?

–Так вот, я на таком катался. А ты вот, например, в кабине водителя бывал!? А я вот бывал.– горделиво заявил старик.

–А тебя сюда, каким ветром занесло? Здесь же ни зги не видать.

–Попутным…– ответил старик.– Лет десять, как я, одинокий пьяница, живу впроголодь и побираюсь на вокзале, но что ж поделать!? Не я такой, а жизнь такая. А жизнь такая, потому что мы такие… Но не суть. Я тогда конструктором-чертёжником работал и надо сказать, был крайне востребован. Выполнял частные заказы, иногда работал на дому, у меня гараж был, так я его оборудовал по всем статьям, от и до. Стал в гараже детали чертить на грузовики и чертил исправно, от работы не отлынивал. А тут со мной такое случилось! Не поверишь! Стал я, значит, дома шкаф собирать, два часа трудился не покладая рук, и от готовой работы оставались буквально штрихи… Там подкрутить, тут ослабить. И пришла беда, откуда не ждали… Шкаф, а вернее ножка ну совсем, хлюпкой оказалась, и придавила меня громадина этакая. Как итог, перелом бедра, ключицы и трещина в ребре. Врач мне сказал, месяц на больничной койке и никаких резких движений. Вздумаете убежать… А Вы и не убежите, если ног, конечно, лишиться не хотите. Я парень смелый, но запасной пары ног у меня, к сожалению, нет. Месяц с лишним я на койке бока мял, пока врачиха меня латала, а сестричка-то там какая! Пальчики оближешь! Ноги от ушей, ходит по больнице и глазки мне всё строит… Бессстия… И как бы там ни было, но жизнь моя в скором времени, приняла иной оборот, во всех смыслах и начинаниях. Жил я на койке, не тужил, мхом весь порос от безделья и тут я, значит, приноровился книги читать. Читал я много, что называется, в запой, книги две за один раз вычитывал. И спалось мне плохо, мысли о вечном бытие, покоя не давали. Так и провалялся я на койке, месяц с лишним и палец об палец не ударил. Всё кисели гонял, да вафельками закусывал. И в день, когда врачиха меня выписывала, я как раз очередную книженцию дочитывал. И что ты думаешь!?