Виктор Львовский - Зелёная чёлка [litres самиздат]

– Да на Южной, тут рядом.

– И мы на Южной! – обрадовался я, – а дом какой у вас?

– 37 дом, – сказала женщина.

– Хорошо, что недалеко, – сказал Мишка, – у нас дом 33. Это вообще-то рядом. Главное теперь, чтобы подошло.

– А что там не подойдет? Хорошая куртка, мужская. Сын носил. Пойдемте. Вам же 50 размер подойдет?

– Это слишком большой! – до меня вдруг дошло, что нам нужны детские вещи, – там в Крыму дети ждут куртки, у них меньше размер!

– А… детская нужна… Ну, вообще-то у меня детская тоже есть. Пойдемте, раз уж собрались.

И мы пошли к нашим домам, по дороге хозяйка куртки нас расспрашивала про нашу жизнь.

– А вы в какой школе? В 456 на углу? Я там уборщицей работала 5 лет назад.

– Ну, мы тогда еще не учились! – сказал я, а сам подумал, что домой к уборщице я не хочу. И что я скажу маме, когда она спросит, где взял куртку. Придется Мишке ее отнести домой, и потом мы утром ее сдадим вместе.

Мы зашли в пятиэтажный дом на нашей улице. Я увидел, что женщина эта – уборщица из нашей школы уже вообще не молодая, а на лицо старая, просто очень худая и кажется стройной. Оказалось, что у нее не целая квартира, а только комната, как у Насти. И комната, заваленная всякими барахольными вещами, которые она на барахолке и продает.

– Вас как по именам, мальчики? – спросила она.

– Максим, Михаил, – ответили мы серьезным хором.

– Меня Анна Викторовна, – как-то тихо пробормотала она, – я вам дам тогда куртку внука, его в детском доме одевают хорошо, – я когда его беру, то он сыт, одет, обут, не голодают они там. Хорошо их и кормят, и одевают. И вообще, все хорошо у него…

Анна Викторовна (то есть понятно теперь, что она самая настоящая бабушка, как я по морщинам сразу не догадался) как-то странно заговорила, тихо и быстро, достала красную потрепанную куртку примерно моего размера и протянула нам.

– Держите. Егорке не надо. У него все есть. Государство, спасибо ему, взяло под защиту.

– А… Почему он в детском доме у вас? Где его папа и мама?

– Ох, Мишенька, – это она меня назвала Мишенькой, но я не обиделся. Я понимал, что участвую в серьезном разговоре, – папа, Витька, сын мой, отбывает срок, в колонии. А мать, Наташка, не выдержала, крыша поехала. Сначала вроде держалась, говорила, что ради Егорки, ради Егорки. А потом… В общем, всех раскидала судьба по казенным домам. Только вот я осталась. А муж мой, тот на свободе был, да по пьяни умер. Как это все случилось, он стал все больше и больше, и удар его хватил. Ой, что же это я вам таким малышам рассказываю…, – спохватилась она.

Мы с Мишкой прямо застыли, потому что никогда не слышали столько неприятностей в одном предложении. Нас учит Мария Вячеславовна никогда много информации в одном предложении не рассказывать. Мишка, видимо, тоже это вспомнил. Поэтому решился задать Анне Викторовне наводящий вопрос.

– А сын за что в колонии сидит? – спросил он. Во дает, подумал я, я бы не догадался такое узнать.

– Он сидит незаслуженно. Оговорили его. Ребята наркотики продавали, а он свидетелем был. Потом их-то родители откупили. А я своего не смогла. Очень много денег надо. Вот теперь он один за всех, невиновный, 8 лет и отбывает… – голос ее задрожал, и она расплакалась прямо при нас. Я подумал, что мы уже, наверное, настоящие взрослые, что при нас бабушки плачут.

– Не расстраивайтесь, – сказал Мишка, – он отбудет срок и выйдет, и Егора заберет из детского дома. И жена его поправится и поумнеет, – Мишка явно был оптимистом и умел поддерживать людей в трудной ситуации.

Анна Викторовна почему-то не обрадовалась мишкиным словам, а просто сказала:

– Ну, мальчики, ничего не поделаешь, жить как-то надо. Вы вот Крыму помогаете, молодцы. Я за 200 рублей хотела куртку продать, у вас сколько есть?

– 150, и у Мишки 100, всего 250! – почему-то выпалил я. Видно, испугался, что Мишка своими умными вопросами опять расстроит бабушку.

– Ну, если дадите, буду рада, – сказала Анна Викторовна, – куплю Егорке что-нибудь, когда в гости возьму. Пенсия-то 12 тысяч. Не разгуляешься.

– А Егорка ваш не хочет с вами жить? – спросил я.

– Хотеть-то он может и хочет, да только куда я его возьму… Да нет, пусть уж государство помогает. У них там теперь светло, тепло, не то, что в моем детстве, я тоже в детском доме росла. Теперь у детей есть тумбочки свои, на машине их возят в театры, бассейн прямо в детском доме, кружки разные. Разве ж я ему такое дать могу? Да и дети мои не могли. Пусть уж живет, пользуется добротой государства. Там и скамейки на площадке красивые, и горки, и на каждой табличка, какой депутат эту скамейку подарил. Заботится о детях государство, ничего не могу сказать. И детский дом, хорошо, недалеко, в двух кварталах отсюда. На Новосельской.

Я подумал, что у меня бассейна в доме нет, но тумбочка есть и даже свой письменный стол, а еще своя бабушка, свой брат, сестра, мама и папа! И что я бы ни за что не променял это все на кружки прямо в доме… Но у моих родителей же есть зарплата, они могут меня содержать. Видимо, они больше пользы приносят государству, чем эта Анна Викторовна и ее дети. Но все равно о них заботятся и в беде не бросают.

Я сказал:

– Государство – это да. Мы проходили, что Президент о каждом позаботится. С ребятами встречается. В детские дома тоже приходит. Может и в ваш придет.

– Дай-то Бог! – сказала Анна Викторовна.

– Вот и Крым теперь наш! – добавил Мишка.

– И то правда! – Анна Викторовна перекрестилась куда-то в потолок, – он терпел и нам велел.

Дома я ничего не сказал, Мишка взял куртку себе домой, чтобы мои родители не задавали лишних вопросов, купил в аптеке бинты и вату. Утром мы принесли все в холл перед столовой, где висел плакат КРЫМ НАШ и собирали гуманитарную помощь.

– Куртку не надо, – сказала Римма Евгеньевна, – пришло распоряжение, что в Крыму тепло. Курки отвезем в детский дом.

– На Новосельской? – сразу догадался Мишка.

– Да, откуда ты знаешь? – спросила завуч, – пойдем туда с концертом, заодно и теплые вещи подарим. Только санобработку пройдут.

– А в Крым? – спросил я. Меня расстраивало, что у нас остается только бинт и вата.

– Ничего, сдавай, что есть. В Крым поедете летом, сами все отвезете, – как-то задумчиво успокоила она, – там теперь наши оздоровительные лагеря, санатории.

– Так они и раньше были, – сказал Мишка. Мы же с мамой там отдыхали…

Римма Евгеньевна выпрямилась над нашими мешками и как-то раздраженно сказала:

– Идите на уроки, там вам все объяснят, что вы недопоняли. Для этого в каждом классе есть учитель.

Мы пошли на урок. И я все думал, что все так радуются, что Крым наш и не могут объяснить, почему… На уроке я поднял руку и спросил:

– Мария Валентиновна, а почему все так радуются, что Крым наш?