Дмитрий Лиханов - Звезда и Крест [litres]

Ночь звенящая стояла над городом. Шелест сандалий бесовских унял даже ветерок с Оронта, даже треск влюбленных цикад в магнолиях прервал. Задремавшая разом стража не заметила хрупкую девушку в простой тунике, прошмыгнувшую в хозяйские покои на втором этаже. И только говорящий дрозд в золоченой клетке на террасе возмущенно заголосил, предупреждая господ об опасности. Но тут же околел. Рухнул на пол клетки, сраженный мутным взглядом князя тьмы.

Крепко спал Аглаид, раскинувшись на широкой своей лежанке, когда в опочивальне его с грохотом опрокинулся бронзовый жертвенник на витой ножке, что высился возле окна с занавесью из тонкого травяного шелка. Очнувшись мгновенно, приподнялся в постели, вглядываясь во мрак ночи, едва освещаемый несколькими бронзовыми светильниками, подвешенными на ветвях бронзового же канделябра. И не поверил глазам. Въяве виделась ему теперь Иустина, приближавшаяся к нему в истоме сладкой. Кутаясь в плащ тонкорунный овечий, поднялся он с лежанки, протер потешно глаза, освобождаясь из объятий Морфея и все еще не смея поверить счастью своему долгожданному. И не понимая даже, как с ним теперь обойтись. Иустина-оборотень приблизилась почти вплотную, так что слышен был дивный запах ее тела, сладость дыхания. Огнь страсти всколыхнулся от самого сердца юноши. Дыхание придушил. Испариной мелкой да хладной лоб оросил. Отнял дар речи. Обнял девушку сильно, словно возжелал раствориться в ней, слиться с ее чистотой. И в ней же с радостью захлебнуться. Губами упрямыми врезался в ее губы напористо и горячо. Наслаждаясь чувственной, сочной влагой, робким ответом трепетных лепестков, жаром внезапной близости, упивался он поцелуем долго. Словно путник, блуждавший по пустыне и вдруг вышедший к чистому источнику. Пил и не мог утолиться. Насытясь все же, оторвался от нее и глядел восторженно, не в силах унять гомон сердца, сбившееся дыхание.

– Наконец-то ты пришла ко мне, прекрасная Иустина, – прошептал Аглаид.

И в то же мгновение песком пустынным осыпалась девушка, а песчинки унеслись прочь. Только медный браслет с руки упал на пол и долго кружился, дребезжал по затертому подошвами мрамору, покуда не стих. Аглаид так и застыл ошеломленно посреди комнаты, не в силах и звука проронить. Не понимая еще, какую шутку учинил с ним лукавый, и по неведению своему полагая, что все произошедшее с ним сейчас – сон. Но отчего тогда этот сладкий вкус на губах? Откуда запах сандала от ее волос? И, главное, медный браслет на полу? Опрометью выскочил он из дома, надавав попутно пощечин сонным охранникам. И через четверть часа вломился в опочивальню Киприана, где, несмотря на поздний час, курились чудодейственные травы и тростниковое перо скрипело по пергаменту под рукой чародея.

Тот мигом сообразил, кто явился и почему исчез от одного лишь упоминания имени Иустины. Усмехнулся с горечью, явственно понимая, что и сам князь тьмы бессилен оказался перед невестой Христовой, и прикидывая тем временем, не настала ли пора ему самому ввязаться в сражение за непорочную душу Иустины. В одном из пергаментов, что покрывал сейчас египетскими иероглифами, имелось заклинание для обращения в птиц, которое он и прочел над Аглаидом, осыпая его с ног до головы разноцветным пером, трелями соловья, зернами ячменя, мелким щебетом зяблика. Редкой птицей оборотился Аглаид. Чуть поменьше павлина. Хвостом много скромней. Зато клювом и когтями подобен хищникам горным, что витают в поисках добычи над стремниной. Взглядом порывист. К добыче жаден. Взмахнул крыльями тяжело во всю их ширь, перескочил на ограду террасы мраморной. Огляделся по сторонам. Вскрикнул задиристо и черной тенью метнулся в жидкое лунное небо.

Короток был полет Птицы Аглаида. Устремленный к дому возлюбленной, примчался к нему скоро, кружил над ним с глухим шорохом широких крыльев, доколе, подглядев удобный выступ на черепичной крыше, не спустился плавно. Заслышав из комнаты своей шорох крыльев да царапанье когтей по глиняной черепице, Иустина поспешно вышла к окну. И оборотила взгляд выспрь, где уже оправлял перья, тряс облезлой башкой с круглыми пустыми глазами и желтым клювом юный Аглаид. Столкнулся он со взглядом девушки и будто споткнулся. Каркнул по-вороньи пронзительно, хрипло, перья его осыпались, когти оборотились пальцами. Сгинуло колдовство. Не в силах удержаться на покатой крыше, заскользил вниз, судорожно цепляясь, но уцепиться не в силах, покуда наконец не достиг слегка приподнятого откоса. Так он и завис в нескольких оргиях [72] Оргия ( др. – греч. οργυια) – единица измерения длины в Древнем Египте и Древней Греции, равная 1,851 м. от земли, правда, всего лишь на несколько минут, покуда не почувствовал, как некая зыбкая твердь вдруг обрелась под ногами, удерживая его и баюкая. И он оперся о нее. Руки отпустил. Обретенное по чудодейственным молитвам Иустины, медленно сошло облако вниз и расплескалось о землю, оставляя юношу в новом недоумении: неужели слабая эта девица в силах развеять дьявольские чары, а молитва ее – может спасать?

С того самого дня что ни утро уже и сам Киприан, оборотясь прекрасной женщиной, или птицей райской, богато украшенной разноцветными перьями, или мудрым иноземным старцем, или эфиопом с драгоценными камнями в шкатулках, отправлялся к дому Иустины, но едва приближался к нему, едва касался потертой бронзовой ручки калитки, лик его обманный волшебным же образом обращался в прах. Слоняющаяся в безделии детвора свистела вослед, улюлюкала озорно, а самые отчаянные из детей даже бросали вослед неудачливому чародею увесистые каменюки. В другой раз он превратил бы их в рептилий, в ораву болотных лягух оборотил. А тут даже хлесткие да крутоломные удары в спину и голову не останавливали его бег. Он бежал и бежал. И не мог сбежать от настигающего его разочарования и позора.

Хотя Человеколюбец Господь всем спастися, дарова нам дивнаго молитвенника, заступника и целителя от духов злобы поднебесных, делы бо и словесы твоими приводил еси многих к покаянию и исправлению греховныя жизни, научая всех пети Богу: Аллилуиа.

Новый мудрейший врач явился еси миру, священномучениче Киприане, понеже молитве твоей никакия чародейственныя дела противостати не могут, сейчас же разрушаются и прогоняются, от злых человек пущенныя и лукавых бесов. Мы же, видяще в тебе таковую Божию силу, вопием ти сице: Радуйся, волшебных козней разрушителю; Радуйся, страшных бесов прогонителю. Радуйся, от тебе же духи злобы, яко дым, изчезают; Радуйся, тяжко мучимых скоро оставляют. Радуйся, от бед и скорбей скоро избавляющий; Радуйся, страдания в радость обращающий. Радуйся, священномучениче Киприане, скорый помощниче и молитвенниче о душах наших.