Александр Крупцов - Мой друг МПС и все, все, все… (Из записок старого опера)

Частенько дядя Жора и МПС вечерами засиживались в конторке заправки ГСМ, дегустируя бражку, которую настаивал старый и опытный прапорщик, используя дрожжи, яблоки и сахар, добытые в солдатской столовой у своего друга прапорщика Шайнурова, маленького росточка, с большим приплюснутым носом, толстого и вечно засаленного. У Шайнурова были постоянно бегающие маленькие покрасневшие глаза, в которых отражался вопрос «что бы такое ещё украсть?». Его сближала с Кобылиным и МПСом страсть к спиртному. Довольно часто они попивали, закусывая деликатесами, добытыми Шайнуровым. Он поглощал пищу, словно голодный волк, громко чавкая, периодически отрыгивая. Иногда при этом ковырял в носу пальцем. Эта красочная картина вызывала отвращение как к самому приёму пищи, так и к прапорщику Шайнурову. Достигнув кондиции, он становился «Чингис-ханом», агрессивным и драчливым, что являлось причиной получения им различных «ранений» в виде синяков и прочих увечий – результат развязанных им «боёв».

Частенько дядя Жора и МПС вечерами засиживались в конторке заправки ГСМ, дегустируя бражку, которую настаивал старый и опытный прапорщик, используя дрожжи, яблоки и сахар, добытые в солдатской столовой у своего друга прапорщика Шайнурова, маленького росточка, с большим приплюснутым носом, толстого и вечно засаленного. У Шайнурова были постоянно бегающие маленькие покрасневшие глаза, в которых отражался вопрос «что бы такое ещё украсть?». Его сближала с Кобылиным и МПСом страсть к спиртному. Довольно часто они попивали, закусывая деликатесами, добытыми Шайнуровым. Он поглощал пищу, словно голодный волк, громко чавкая, периодически отрыгивая. Иногда при этом ковырял в носу пальцем. Эта красочная картина вызывала отвращение как к самому приёму пищи, так и к прапорщику Шайнурову. Достигнув кондиции, он становился «Чингис-ханом», агрессивным и драчливым, что являлось причиной получения им различных «ранений» в виде синяков и прочих увечий – результат развязанных им «боёв».

Бражку дядя Жора Кобылин настаивал в использованном баллоне от углекислотного огнетушителя и, завернув крышку, закапывал его в песок на территории заправки. Летом было очень жарко, и брага поспевала быстро. Но тут Кобылин решил зарядить ещё один огнетушитель. Углекислотного он не нашёл и решил использовать баллон пенного, который также закопал в песок рядом с первым огнетушителем.

Тут, как на беду, приехал проверяющий – капитан Верзилов, щёголь, любитель форменной одежды и женщин. Он прошёлся по территории и, увидев холмики на песчаной поверхности земли, спросил Кобылина:

– А что здесь у вас зако… – при этом пнул носком начищенного до блеска хромового сапога один из холмиков. Брага уже успела хорошо настояться, и скопившийся в баллоне огнетушителя газ сорвал резьбу крышки. Всё вонючее содержимое баллона окатило Верзилова. Эхо разнесло по территории остатки его возгласа: —…мать, мать, мать!!!

На этом «фабрика» Кобылина по производству браги была закрыта.

На следующий день комбат с использованием идиоматических выражений рассказал дяде Жоре всё, что он о нём думает. А в заключение спросил опечаленного прапорщика:

– Кобылин, почему вы пьёте?

Дядя Жора, опустив голову и глядя в пол, несколько замешкавшись, ответил:

– Потому что жидкое. Было бы твёрдое, я бы грыз.

Опешивший комбат продолжил:

– Умный ты, как я погляжу. Совсем, Георгий Георгиевич, от рук отбился, живёшь на своей заправке (как он был прав тут в прямом смысле), как медведь в берлоге. Наверно, разучился и автомат в руках держать. Ты же всё-таки прапорщик, а не хер с бугра. Завтра выезжай на стрельбы с личным составом батальона.

Вечером этого же дня Кобылин со своими друзьями, прапорщиком Шайнуровым и МПСом, отметили это неприятное событие. Кобылин под большим секретом сообщил своим кунакам [35] Кунаки – люди с настолько близкими дружескими отношениями, которые фактически переходят в родственные. о «закуркованном» им баллоне с брагой. Естественно, прапорщиками были произведены раскопки, и этот баллон с брагой извлечён на поверхность. Кобылин предложил брагу уничтожить путём распития. Прапорщики с удовольствием приняли этот тяжёлый бой по уничтожению зловонной жидкости. Но вскоре у них иссякли силы. Они не смогли выпить всю брагу. У Кобылина же ещё хватило сил вымолвить заплетающимся языком:

– Никогда, никогда не оставляйте на завтра всё, что можно выпить сегодня! – после этих слов прапорщики опорожнили до последней капли браги баллон огнетушителя.

По окончании пьянки дядя Жора, который был ну просто никакой, остался спать на заправке ГСМ, а его кунаки, обнявшись, ушли в ночь.

Поздно ночью водитель автороты Химич Володя, приехав на заправку, обнаружил спящего бесчувственно пьяного Кобылина. Володя вытащил аккуратно из-под головы прапорщика его форменную (а точнее, бесформенную) фуражку, служившую иногда дяде Жоре подушкой, затем он снял кокарду и пришил вместо неё большую чёрную пуговицу.

Наступило завтра, и больной дядя Жора с перегаром, вверенным ему автоматом и в фуражке с пришитой вместо кокарды пуговицей был на стрельбище. Когда прозвучала команда «Ложись!», Кобылин выполнить её не смог по причине огромного живота. Поначалу он еле-еле лёг на спину, а потом повернулся на бок, упершись автоматом в землю. Это была трагедия для дяди Жоры и комедия для солдат и прапорщиков, находившихся на стрельбище. Комбат, побагровев, заорал на Кобылина:

– Уйди отсюда с моих глаз долой! Чтобы я тебя больше не видел! – а когда он увидел пришитую к фуражке несчастного прапорщика вместо кокарды пуговицу, то долго ловил открытым ртом воздух, а затем разразился таким матом, который, возможно, услышали на соседних площадках.

После закрытия фабрики прапорщика Кобылина по производству высококачественной браги у дяди Жоры и МПСа наступили чёрные дни трезвенников. Но это продолжалось недолго.

Через несколько дней зампотех [36] Заместитель командира батальона по технической части. подполковник Коренков в жаркую и душную субботу в часы, когда итальянцы и прочий хилый народец отдаются душой и телом сиесте, прибыл в автопарк. То, что он увидел, ввергло его в ступор. В автопарке на плацу нареза́л круги старый «ЗИЛ», к диску заднего колеса которого была верёвками привязана большая двадцатилитровая канистра. Зампотех, придя в себя, стал размахивать руками, чтобы остановить автомашину. «ЗИЛ» остановился, из него вышел молодой растерянный солдат. Он не мог вразумительно ответить на вопросы зампотеха и лишь разводил руками. Единственное, что понял Коренков, – это то, что к диску заднего колеса автомашины канистру привязали прапорщики Кобылин и МПС.