Александр Крупцов - Мой друг МПС и все, все, все… (Из записок старого опера)

– Сослан, старичелло, иди сюда.

Алаев не спеша вошёл в дежурную часть. Бункин по своей старой привычке подошёл к нему и, схватив за пуговицу, стал её крутить. Хитро улыбаясь, Давид спросил Алаева:

– Старичелло, скажи-ка мне, пожалуйста, кто написал рассказ «Чук и Гек»?

Сослан, не задумавшись, ответил:

– Ну, Гайдар.

– Дубина, какой же Гайдар – Маяковский! – завершил свой вопрос Бункин, при этом постучав указательным пальцем по своему лбу.

Воспользовавшись тем, что Бункин отпустил пуговицу, Сослан, отодвинувшись от него на безопасное расстояние, удивлённо возразил:

– Давид, ты что, рассказы Гайдара не читал?

Бункин так же оживлённо, сославшись на меня, не возразившего ему по поводу сообщения о Маяковском, предложил Сослану идти с ним в мой кабинет, чтобы поставить точку на предмете спора. Но Алаев призвал оппонента заключить пари на ужин с бутылкой армянского коньяка в ресторане. Бункин, не задумываясь, согласился на предложение.

Можно лишь догадываться, кто в этот вечер бесплатно ужинал в ресторане с хорошим армянским коньяком. Ну, а история с паранормальным явлением в доме моей сестры так и осталась неразгаданной.

Наступил, наконец, тот долгожданный день, с которого начинается совершенно другой отсчёт свободного и отпускного времени. Волшебное слово «отпуск» такое ёмкое, включающее в себя сон до изнеможения, поездки на край света и многое такое, о чём мечтаешь целый год. Отпуск пришёлся на самый разгар осени, когда уже начинает в парках и в лесу преть опавшая листва, от запаха которой кружится голова. В воздухе летали ещё паутинки, а природа жила своими яркими красками и запахами.

В один из самых первых отпускных дней позвонил мой друг МПС, который со своей непосредственностью сообщил мне:

– Бросай все дела, завтра выезжаем на охоту на Красный Кордон, там, говорят, кабаны табунами бродят.

Я сам в охотничьих делах слаб. Постоянная напряжённость в работе не давала возможности выезжать на охоту. Для меня охота была экзотикой. Вживую охотиться, тем более на кабанов, мне ни разу не приходилось, и, конечно, я без раздумий МПСу ответил согласием. Он же мне сообщил, что на охоту мы рванём на уазике, и с нами поедут опытные охотники Геннадий Болотов и Сергей Сазанов. МПС мне в завершение беседы сказал, что на Красном Кордоне мы остановимся у Михалыча, местного объездчика.

Всю ночь мне снились огромные вепри, которые сами насаживались на вертела и обжаривались до коричневатой корочки. Но почему-то, когда я пытался дегустировать зажаренного кабана, вдруг он соскакивал с вертела и убегал в лесные дебри. Утром я проснулся с головной болью и голодным желудком, так и не испробовавшим жареную кабанятину.

Выехали мы на Красный Кордон во второй половине дня, Болотов и Сазанов были экипированы по последнему слову спортсменов-охотников. Но особый восторг у меня вызывали не столько экипировка, сколько их крутое вооружение: «Мосберги» и «Мэверики» – помповые американские ружья. К вечеру мы подъехали к дому Михалыча.

Деревянный дом с почерневшей от времени крышей, большим сеновалом рядом и стоявшей неподалёку маленькой, такой же древней, как и дом, покосившейся банькой находился недалеко от Красного Кордона. Двор был довольно большой, посредине стоял высокий деревянный столб, на котором висел фонарь. Позади двора уходил вдаль густой и тёмный сосновый лес, а с другой стороны дороги, ведущей к дому Михалыча, виднелись просторные луга.

Выйдя из автомашины, мы увидели на пороге стоявшего объездчика – мужика лет пятидесяти пяти, среднего роста, худощавого, белобрысого. На голове у него оказалась помятая и плоская фуражка с тёмно-зелёным околышем, на котором была большая кокарда в виде двух перекрещенных дубовых листов. Одет он был в выцветший плащ-накидку с капюшоном. Михалыч, широко улыбаясь, встречал нас, как старых друзей. Несколько позже я понял истинную причину этой неподдельной радости, когда из уазика начали вытаскивать ящик с водкой и закусками, количества которых вполне хватило бы накормить роту солдат. Всё это было занесено в дом Михалыча с шумом и прибаутками в адрес холостяцкой жизни хозяина, от которого в очередной раз ушла его жена Елизавета. Первые сумерки были встречены в доме у объездчика за обильным столом, выпивкой и плотной закуской. МПС в ходе застолья сообщил, что мы приехали охотиться на кабанов. Михалыч с пьяным удивлением посмотрел на МПСа, затем, икнув, сказал:

– Кабанов вокруг полно. Но для их отстрела нужно получить добро у твоего дядьки Беркута, охотоведа и егеря, который живёт на Красном Кордоне.

На самом деле имя охотоведа-казаха было Буркут, но все его звали Беркутом, что очень нравилось низкорослому, коренастому, кривоногому егерю. Кличка Беркут как-то не очень ему подходила.

После заявления Михалыча вся наша охотничья компания ринулась к уазику с тем лихим задором, который появляется после выпитого стакана водки. Михалыч поехал с нами. В уазике запахло водкой, луком и ещё какой-то дрянью. Я уже в душе ругал себя за свою необдуманную экспедицию на охоту. По дороге, что вполне закономерно и естественно, было выпито под завывание двигателя и уханье автомашины на кочках ещё две бутылки водки. Остановились мы у дома Беркута, и МПС с Михалычем с трудом вылезли из автомашины, воздух в которой, как выражались известные сатирики, явно не озонировал. Так или иначе, стоя у уазика, я невольно слышал разговор МПСа и Михалыча с Беркутом. Речь шла о дровах и их оплате, а также о каком-то Самате, у которого сгорели стожки сена. Примерно минут через десять Михалыч шумно попрощался с Беркутом и, подойдя к автомашине, заявил:

– Всё, с Беркутом я договорился. Едем в урочище попозже. Егерь дал добро на отстрел кабанов и всего, что попадётся.

Мне это показалось странным, так как я в разговоре МПСа и Михалыча с Беркутом не слышал тему про охоту, но я промолчал. Тут же от Михалыча и узнал, что Красный Кордон и прилегающее урочище являются заповедником, а зверья здесь развелось столько, что только стоит шагнуть, как обязательно наткнёшься либо на кабана, либо на косулю или ещё какую-нибудь хреновину. С такими словами Михалыч погрузил своё тело в уазик, а МПС остался у своего дяди-егеря. Мы же двинулись просёлочной дорогой к урочищу. Быстро наступила ночь. Несмотря на безоблачное небо и огромное количество ярких звёзд, окружающие деревья и кустарники выглядели тёмным сплошным пятном. Дорога шла под уклон, и Сергей Сазанов, который управлял нашим уазиком, выключил двигатель. Сквозь наше сопение было слышно потрескивание сухих веток под колёсами машины и шуршание песка на просёлке. И вдруг сквозь эти звуки послышались хрюканье и треск веток, которые раздавались где-то поблизости. С придыханием Михалыч прошептал: