Елена Попова - Восхождение Зенты

Ветер крутил по сухой мостовой сухие листья, и мальчик следил серьезными, большими глазами за их полетом. Ира У. была в своем старом, вечно новом платье, а ее по-прежнему молодое лицо обрамляли седые волосы.

— О! — сказала Зента. — Привет!

— Привет, — сказала Ира У.

— Как дела?

— Нормально, — сказала Ира У. — Очень хорошо.

Ира У. устроила мальчика в огромном кожаном кресле в приемной, а сама пошла к себе наверх разбирать почту. Так пошло изо дня в день.

Мальчик терпеливо играл один, сам с собой и с креслом, воображая его то большим кораблем, то самолетом, то просто какой-то огромной кожаной страной, или листал книжку с картинками. Несколько раз за день Ира У. спускалась вниз и кормила его чем-нибудь и поила чаем из термоса. Вечером они шли домой. Мальчик был тихим и никому не мешал.

Не встретив свою первую любовь, Ира У. нашла последнюю.

Ира У. не сказала Зенте, что сказала ей дочь, стоя на пороге разгромленной водой квартиры. И дочка, и зять показались ей такими маленькими рядом с большими чемоданами. “Мы еще молодые, — сказала ей дочь. — Мы еще можем пытаться лучше устроить свою жизнь. Разве человек не может пытаться сам выбирать для себя жизнь? Разве он должен жить только там, где он родился?”

Голос дочери Иры У. был твердым и даже от этой твердости немного звенел. И маленький зять Иры У. смотрел на нее с покорностью и любовью.

К этому времени сошла вода, и они все спустились с чердака, где временно жили, в свою разгромленную квартиру. Сначала дочь Иры У. пыталась привести ее в порядок, отскребала стены и углы от водорослей, грязи, песка и ракушек, мыла окна и двери, и потратила часть сбережений на покупку новых обоев, но все равно вид квартиры был довольно ужасным. А между тем, через улицу от них быстро, почти в одночасье, вырос высокий, прекрасный, новый дом. Строили его рабочие в голубых спецовках, в обеденный перерыв они пили вино из бумажных пакетов, ели сыр и хлеб и весело, как птицы, переговаривались между собой на иностранном языке. Когда дом был построен, в него заселилось много людей — Угорацкий, Адосик, Малахов, Ф-о, Красильников, О-нок, Васенькин и Васкопян, Тетеркин, Иванов, Самойлов и Девятилапов, Ондоркин, Парочкин и совсем новая выдвиженка Валуйская с сыном и невесткой… И, кроме этих, кого как-то знала Ира У., множество тех, кого она не знала. Только для нее и ее дочери там не было места.

Тогда дочка Иры У. быстро собрала чемодан, поставила кроватку с маленьким сыном в комнату матери, предварительно оклеив ее обоями, и сказала все эти слова: “Мы еще молодые, мы еще можем пытаться…”

И дочка Иры У. с мужем ушли. Было время заката.

Зента была рада, что Ира У. вернулась.

Сошла вода, и прошел целый ряд праздников, посвященных этому. Прошло восстановление и торжества, посвященные восстановлению, и жизнь двинулась по привычной колее, все больше погружаясь в рутину. Этой рутинной работы было — тьма. И надо было писать отчеты в Центральное управление “Благой вести”. А когда речь идет о рутинной работе, тем более об отчетах, такой аккуратный, добросовестный и трудолюбивый человек, как Ира У., просто незаменим.

Телефон зазвонил рано, но Зента уже не спала. Голос в трубке был незнакомым.

— Я не расслышала, — сказала Зента.

Фамилию повторили, но она ничего не сказала Зенте.

— Мы встречались в бане, — добавили многозначительно.

— В бане встречается слишком много народа.

— Не сказал бы… Это только на первый взгляд.

— Ладно, не интригуйте меня, — сказала Зента. — Нашли время, я еще не проснулась и хочу спать.

— Мне говорили — вы рано встаете.

— Не встаю, а просыпаюсь. Это разные вещи.

— Мы с вами рядом сидели… Потом я вытащил вас из лодки. Да без меня вы бы уже тогда умерли от воспаления легких!

— А, — сказала Зента. — Теперь я вспомнила.

— Слава Богу! Мне нужно с вами встретиться.

— Конечно. В девять мы открываем.

В трубке помолчали.

— Вы меня не поняли. Мне нужно встретиться конфиденциально.

— Ну хорошо. Когда?

— Через пятнадцать минут вас устроит?

— Рановато…

— Так будет лучше всего.

— Вы меня интригуете…

— Итак, через пятнадцать минут на углу сквера в трех минутах от вас. Я буду в синей машине.

— Вы не выйдете мне навстречу?

— Вы увидите синюю машину и подойдете сами.

— Мы играем в детектив?

— Почти.

— Хорошо.

Зента оделась и даже успела выпить чашечку кофе.

— Я пройдусь, — кивнула она на вахте дежурному.

К скверу она прошла напрямик через дворы и небольшой переулок, и еще издали увидела синюю машину. Ее старый знакомый сам сидел за рулем. Он деловито пожал ей руку, надел темные очки (О! — сказала Зента) и машина тронулась.

— Это не так далеко, — сказал он. — Не пугайтесь. В пределах Города.

— С вами я готова ехать на край света, — сказала Зента.

Она рассеянно смотрела в окно, угловым зрением видя его четкий, прямой профиль.

— Без свидетелей зовите меня Иващенко, мне будет приятно.

— А при свидетелях?

— При свидетелях — Иващенко-Головня…

— Почему?

— Так глупее.

Здание, по которому вели Зенту, напоминало скорее старый завод или заброшенные склады — некий убогий памятник проворовавшегося социализма, от бесплодности которого можно было только становиться на четвереньки и выть от тоски — унылые, обшарпанные коридоры, гулкие с оббитыми ступенями лестницы, забитые лохматыми тюками промозглые цеха. Из тюков вываливались книги. Книги и вырванные страницы валялись повсюду. На одной из них в углу Зента увидела огромную жирную крысу, но не закричала, не завизжала и даже не вскрикнула, а спросила скорее тихо:

— Что это?

— Крыса, — ответил спутник, с которым Иващенко ее почти не познакомил.

У входа она не рассмотрела его лица, теперь, в полумраке, это было еще труднее.

— Я понимаю, что это крыса, — сказала Зента. — Но что это? Все это?

— Книги…

— Я понимаю, что книги… Я и без вас вижу.

Зента шла чуть впереди него, смотря вниз и осторожно нащупывая опору, осторожно ставя ногу, чтобы не споткнуться. В одном из темных углов пискнули маленькие крысята.

— О! — сказала Зента. — О, Господи!

В подвале книгами было забито все снизу доверху, а в самом низу, покрывая нижние тюки с книгами до половины, все еще стояла вода.

— Это все книги! Вы это понимаете? — сказал ее спутник, повернув к ней незнакомое, непрочитывающееся в темноте лицо.

— Все! — в его голосе, за усилиями быть бесстрастным, слышалось искреннее отчаяние.

Зента пристально всматривалась в него и ничего не отвечала.

Иващенко, он же Иващенко-Головня, ждал ее в машине. Его лицо было непроницаемым и даже с какой-то гримасой скуки.

— Почему их не забирают отсюда? — спросила Зента. — Вода давно сошла.