Елена Попова - Восхождение Зенты

— Какие мечты! — сказала Зента. — Не издевайтесь!

— Осуществляются — не значит осуществились. Мечты — это не результат, — заметил г-н Шульц невозмутимо. — Мечты — это процесс. Это направление вектора.

— Это как восхождение? — спросила Зента.

— Конечно. Есть люди, которые живут, как камни, — сказал г-н Шульц. — Есть люди, которые живут, как растения или как животные. А есть те, кто совершает попытки — перейти от камня к растению или от животного к человеку… Это совсем неплохая участь. Из множества неудачных попыток от одной удачной и началась Вселенная. А с ней началось восхождение.

— Если человечество такая ничтожная часть этой Вселенной, зачем с ним носиться? — сказала Зента.

— Любимая ее часть, — заметил г-н Шульц.

Зента понимала, что г-н Шульц если и скажет ей что-то, но не скажет все и, вполне возможно, — не скажет главное. Она опять стала смотреть по сторонам и тут заметила в глубине комнаты еще одну дверь.

— Что там? — спросила Зента. — Можно заглянуть?

— Нет, — сказал г-н Шульц строго.

Сердце Зенты отчаянно забилось — через узкую щель из-под двери пробивалась полоска ни с чем не сравнимого ослепительно яркого света.

Зента услышала вздох.

— Я скучаю… — сказал г-н Шульц и виновато улыбнулся.

Еще накануне Зента распорядилась, чтобы ее никто не провожал. Она быстро шла по аэровокзалу, а носильщик нес за ней сумку и два чемодана. Вдруг носильщик окликнул ее.

— Мадам, это лучше возьмите с собой, — и показал высовывающееся из сумки горлышко бутылки. — Бутылка разобьется.

— Какая бутылка? — спросила Зента.

И тут она узнала бутылку красного вина, которую еще пару часов назад они распивали с г-ном Шульцем.

— Постойте, — сказала Зента и остановилась посреди гулкого зала. — Постойте… Кажется, я остаюсь.

Когда Зента подъехала к “Благой вести”, в конце улицы показалась Ира У. Было девять часов утра. А Нина Лапсердак, увидев из окна Зенту с чемоданами, от радости упала в обморок, хотя этого с ней не случалось уже давно.

Было девять часов утра. Зента оставила чемоданы внизу и пошла к себе, на ходу бросив своему изумленному и чем-то недовольному секретарю:

— Пошел в задницу!

V

Время шло, бежало, текло, проливалось дождями и грозами, Просачивалось сквозь песчаные и глиняные почвы, сквозь разломы земной коры… Еще два раза поднималась и уходила вода… И даже чуть-чуть трясло. Кто-то был доволен своей жизнью, а кто-то нет. Приезжал и уезжал Миша Лапсердак, приезжал и уезжал его сын — совершенная копия отца… Менялся рельеф и ландшафт, и в старых берегах текла рекой вечно новая вода.. Рождались новые дети и, немного пожив, начинали называться поколением…

Как-то вечером Ира У. позвала своего внука.

— Мне пора, — сказала ему Ира У.

Ее внук был высоким, красивым молодым человеком. Он был очень умным, и перед ним открывались самые разные возможности, вся жизнь у него была впереди.

— Мне пора, — сказала ему Ира У. — За меня не бойся. Это не страшно. Все через это проходят. Я сделала свое дело и уйду этой ночью.

Ира У. приготовила внуку обед на два дня, напоила сладким чаем и легла спать. Утром внук Иры У. нашел Иру У. совсем неподвижную в ее постели. Ее молодое, красивое лицо обрамляли седые волосы, она как будто спала и улыбалась во сне.

Внук не стал плакать, а сделал все как надо. Он был внуком своей бабушки.

Между тем, Иннокентий О. все еще приходил в подвал и подолгу бродил там и что-то выискивал. Иногда вместе с ним приходил красивый молодой человек в недорогом, но аккуратном и даже элегантном костюме и всегда белой рубашке. Это был внук Иры У. Внук Иры У. приносил с собой фонарик, и они искали вместе.

— Плодородный слой, — говорил Иннокентий О., — это такое дело… Когда-то он появится… Но когда он появится, тут уж ничего не попишешь. Если он есть, значит, есть…

И молодой человек в недорогом, но аккуратном и даже элегантном костюме и белоснежной рубашке думал о чем-то своем, слушал Иннокентия О. и светил фонариком.

Однажды в аэропорту из самолета вышла роскошная дама в простой, но безумно дорогой одежде. Она была энергична и уверена в себе, а когда она проезжала по улицам города, ее губы кривила гримаска высокомерия. Никто никогда не узнал бы в ней теперь тихую дочку Иры У.

Прежде всего дочка Иры У. поехала навестить мать.

— Мама, — говорила дочка Иры У., сидя у ее могилы. — Мамочка! У меня есть все! Все, что я хотела! Я счастлива!

Было тихо. Никто ей не отвечал.

— Мама, — повторяла она. — Мама! У меня есть все! Я счастлива!

Прошел день, ночь, еще один день и еще одна ночь, а дочка Иры У. все сидела на могиле Иры У. и повторяла:

— Мама! Мама! У меня есть все! Все, что я хотела! Я счастлива!

По лицу ее текли и текли слезы и портили ее простую, но очень дорогую одежду. Все было у дочки Иры У. Все, что она хотела. У нее не было только матери.

А в низине за кладбищем низко стлался влажный туман, и казалось, что земля дышит.