Андрей Дробот - Двенадцать месяцев восхождения

Как-то экспериментатор предложил мышкам два пути к удовольствию, вроде сыра или чего-то иного. Один путь грязный, но короткий. Другой путь длинный, но чистый и красивый. Сложно сказать, на что надеялся экспериментатор, предоставив длинный путь к удовольствию в обществе, где все носом чуяли свое близкое благо. Мыши, конечно, устремились по короткому пути, выходили из него грязными, но зато быстрее становились довольными.

Однако нашлась одна мышь, которая пробежала за удовольствием по длинному пути. Изумились ее соплеменники и на выходе спросили:

– Зачем ты пошла длинным путем, когда можно достичь желаемого намного быстрее?

– Ну, во-первых, я осталась чистой в отличие от вас. Во-вторых, сам длинный путь мне доставил удовольствие своей красотой и чистотой настолько, что даже то благо, из-за которого я пошла по этому пути, стало второстепенным.

Мораль: если не получать наслаждение оттого, что делаешь, то остается только наслаждение от конечной награды, зарплаты или иных благ, в стремлении быстрее и легче получить которые становятся все средства хороши, в том числе и грязные.

Об эгоистическом одиночестве

Как-то одинокий странник пожаловался другому одинокому страннику, с которым случайно разделил кров и стол, на свое одиночество.

– Поговорить не с кем, ни одной живой души вокруг, кажется иногда, что весь мир вымер, никто и стакан воды не подаст, одна надежда на самого себя, страшная это мука, – стенал первый одинокий странник.

– Зачем ты мне это говоришь? – спросил второй одинокий странник.

– Хочется услышать сочувствие хотя бы от одной живой души, – ответил первый странник.

– Каждый человек находится в состоянии одиночества, даже будучи окруженным людьми, – ответил второй странник. – Ты хотя бы более или менее здоров и можешь ходить, а есть люди, которые не могут двигаться…

– Какое мне дело до других людей, – ответил первый странник.

– В том-то и дело! Ты просто эгоист и жаждешь жалости, чтобы эксплуатировать чувства других людей, ничего не давая взамен, – понял второй странник. – Желаю тебе не стенать по поводу одиночества, а помогать другим людям при каждой возможности, искать эту возможность – и тогда ты не будешь одинок настолько, чтобы стенать и отчаиваться.

Мораль: если вы страдаете от одиночества, не ждите, когда кто-либо придет к вам на помощь, а помогайте другим – и одиночество исчезнет само собой.

О безумстве на будущее

Как-то одно маленькое животное сошло с ума и принялось везде, где только получалось, выгрызать свой лик и оставлять автографы.

– Зачем ты это делаешь? – спросили это животное соплеменники.

– Хочу увековечить себя, – ответило маленькое животное.

– Да зачем тебе это надо? – спросили соплеменники. – Все радости хороши при жизни, а какой тебе прок, если кто-то увидит твой лик после смерти?

– Не знаю, проживем жизнь – увидим, – сказало маленькое животное и продолжило выгрызать свой лик и оставлять автографы.

Соплеменники же покрутили пальцем у виска и оставили маленькое животное в покое.

Мораль: работать на посмертную славу смешно, но многие этим и занимаются.

О напрасном, но упорном труде

Муха билась в стекло долго, целенаправленно и напрасно. Она не видела стекла, она видела совсем неподалеку таких же, как она, мух, которые пользовались всеми благами улицы. Они летали на свежем воздухе, под солнцем, были прекрасны и абсолютно свободны. Муха не понимала, почему она не может быть такой же.

Она присела отдохнуть, а потом опять принялась биться о стекло. Ее гнала вперед поговорка: уменье и труд все перетрут. Выход был совсем рядом.

Если бы муха была сведущей в человеческом жилище, она бы знала, что надо искать приоткрытую форточку и через нее вылететь на улицу, но муха была всего лишь мухой, и, отдохнув, она опять принялась безрезультатно биться в стекло.

Мораль: так бывает и с человеком: он бьется, как муха о стекло, потому что не может поступить правильно, несведущ, малоопытен, потому-то не видит той самой приоткрытой форточки судьбы, которая, может быть, совсем рядом.

О безответной, но настоящей любви

Жил да был волнистый попугайчик Пашка. Был у него свой дом, где еда не переводилась, не хватало только подруги жизни. Как-то эта подруга появилась. Она была тоже волнистым попугайчиком. Сидела на кольце, крепко ухватившись за него лапками. С этого момента жизнь Пашки преобразилась.

Как только Пашка просыпался и утолял голод, он тут же устремлялся к своей подруге, имени которой он даже и не знал. Пашка целовал ее, напевал ей песни, хватал лапкой за кольцо и раскачивал ее, словно на качелях.

Иногда он заскакивал к ней на кольцо и прижимался к ней всем телом.

Иногда забирался под кольцо, целовал ее лапки, влюблено прикасался к ним головой, прикрывал от наслаждения глаза и замирал.

Он демонстрировал ей свой полет, привлекая к себе внимание бодрым криком, он танцевал перед нею, ритмично покачиваясь всем телом и головой. Это была любовь на всю жизнь – неизменная, постоянная и преданная.

И конечно, он разговаривал со своей подругой ежедневно, по своему, по-птичьи. А как должен разговаривать попугайчик с попугайчиком?

– Я люблю тебя, моя дорогая, – не уставал повторять Пашка. – Ты самая красивая попугаиха на свете! У тебя самое красивое оперение, оно завораживает и околдовывает…

Много прекрасных попугайских слов говорил Пашка своей подруге, много прекрасных жестов он ей посвятил, но подруга ни разу не шелохнулась, ни разу не ответила Пашке взаимностью, ни разу не произнесла ни слова в ответ, и за всю жизнь ни разу не сошла со своего кольца, потому что она была глиняной. Красивой глиняной попугаихой, так искусно сделанной, что почти не отличишь от настоящей…

До самой смерти Пашка любил свою глиняную попугаиху, несмотря на то что любовь его была безответной и бесплодной. Даже за день до смерти он пропел ей немало восхваляющих слов, по-прежнему обнимал, прижимался и раскачивал. А на следующий день он ушел, чтобы никогда не вернуться к попугаихе, которая даже не заметила его ухода.

Мораль: так выпьем за истинную любовь, которая не требует ничего в ответ, но завораживает, околдовывает до самой смерти.

О полете сквозь время

Одна птичка вылетела из гнезда в большой полет. Ветер был попутный, летелось ей легко, и птичка на лету прибавляла в весе, наращивала мышцы, играла оперением, была бодра и весела. Но в какой-то момент ветер переменился. Подул встречный. Птице стало тяжелее лететь. Она пожаловалась другой птице, которая летела впереди нее:

– Что-то крылья стали побаливать от непогоды.

– Открою тебе один маленький секрет, – сказала впередилетящая, – дальше будет хуже.