Андрей Дробот - Двенадцать месяцев восхождения

– Как же это так получается: я ничем не уступаю тебе, а публика ко мне ноль внимания! – огорченно сказал невостребованный фильм.

– Не огорчайся ты так, было и у тебя время, когда ты был интересен, а сейчас пришло мое, – утешил востребованный. – У нас все, как у людей: душа остается молода, а тело, форма теряет привлекательность.

– Но мы же бессмертные творения, в отличие от людей, мне обидно лежать на полке, когда я полон жизни и эмоций! – воскликнул невостребованный.

– Эмоций в тебе много, ты вообще отличный, – согласился востребованный. – Но, с другой стороны, посмотри на себя. Ты какой-то серый, черно-белый, а я цветной и яркий, как сама жизнь. Представь себе черно-белую розу и подумай, кто будет любоваться ею, когда рядом растет такая же, но цветная?

– Ты прав, любоваться будут цветной, – согласился невостребованный. – Но все-таки в фильме главное – его внутреннее содержание, сюжет, смысл…

– Конечно, конечно, но законы распространения искусства аналогичны законам распространения самых обычных товаров: перед тем, как вкусить содержание, публика всегда смотрит на упаковку, а твоя упаковка, к сожалению, устарела, – ответил востребованный.

Из ответа востребованного фильма и проистекает мораль притчи: без яркой современной упаковки ни один товар, ни одно произведение искусства, и даже человек, не могут рассчитывать на заметный успех.

О непреднамеренном убийстве

Один человек ударил другого ножом, и так получилось, что насмерть. Убийца, а теперь так приходится называть этого человека, вовсе не хотел убивать, он в какой-то мере не понимал, что делает. Он не сдержался, а когда осознал содеянное, захотел исправить ошибку: наклонился, вынул нож из тела, выбросил его, как будто того и не было, и с надеждой посмотрел на тело, но тело не ожило, а убийцу ждало наказание.

Мораль состоит в том, что каждый порой наносит словами и действиями такие болезненные раны близким и окружающим, что убивает часть сердца, часть души, что как бы потом ни старался загладить вину или забрать свои слова обратно, но былого не возродить – и приходится только расплачиваться.

О пессимизме сытости и оптимизме голода

Как-то Сытость и Голод подошли к тому рубежу собственной жизни, за которым уже можно было разглядеть вход в Царствие небесное. Но вот что интересно! Сытость с ностальгией оглядывалась назад, в прошлое, и со страхом, пессимизмом и печалью смотрела в будущее. Голод же, наоборот, в прошлое мало заглядывал, но с оптимизмом смотрел в будущее. Так как они шли рядом, то каждого из них заинтересовали противоположные эмоции друг друга.

– Почему ты не любишь свое прошлое, но с хорошим настроением смотришь в будущее, где мы становимся все старее? – спросила Сытость.

– В моем прошлом ничего особенного не было, до сытости не ел, зарабатывал тяжелым трудом. В прошлом – невзгоды. Надеюсь, в будущем будет легче, а уж в Царствии небесном наемся и отдохну так, как многим и не снилось. А ты-то со своей сытостью, что печально смотришь в будущее? У тебя-то было столько хорошего!

– В том-то и дело, что было. Мое прошлое было настолько хорошим, что будущее вряд ли таким будет. Деньги мне доставались легко, я побывала во многих странах. Ела такие блюда и пила такие вина, какие сегодня здоровье и доходы не позволяют. Будущее меня лишило многого, а дальше будет хуже, а Царствие небесное есть или нет – это еще вопрос.

Мораль состоит в том, что когда жизнь меняется от плохого к лучшему, то и взгляд в будущее более оптимистичный, нежели в обратном случае.

О безропотной востребованности

Жила-была самая обычная бумага, которая, как водится, все терпела. На ней писали разные тексты: как честные, так и бесчестные, как истинные, так и лживые, как приятные, так и огорчительные, как доносы, так и признания в любви… И вот за это качество безропотности и, так сказать, всеядности в бумагу вкладывались деньги, она массово производилась и довольно хорошо жила на разных должностях, не считая, конечно, туалетной. Хотя в каждой профессии есть свои минусы.

Встречалась и другая, необычная, бумага, которая вечно сопротивлялась, если на ней писалось что-то бесчестное, лживое, огорчительное, а тем более доносы. Она отказывалась оставлять на себе чернила, рвалась, и более того: она по своей воле бесчестное превращала в честное, лживое – в истинное… Эту бумагу перестали производить. Она изредка появлялась то там, то здесь, но уже как случайность, как сбой в массовом производстве.

Притча эта задумывалась как притча о востребованной властью журналистике, а получилась притча о востребованности вообще.

Мораль состоит в том, что каждый человек, являясь в начальный момент, как говорится, чистым листом бумаги, ценен своим начальством в первую очередь за свою исполнительность, безропотность, отсутствие ненужной самодеятельности и терпение, на какой бы должности он ни работал и какую бы деятельность не исполнял, хоть даже и палача.

Об ошибочной аналогии

На берегу реки лежал крокодил, широко открыв пасть, как это иногда с крокодилами случается. То ли воздуха ему не хватало, то ли ждал, не забежит ли что съестное, – это неизвестно. Известно одно: пасть была широко раскрыта долгое время и совершенно неподвижна.

Мимо крокодила проходил медведь, искавший место, где справить большую нужду. Обычно он это делал в кустах где придется, а тут, проходя мимо крокодила, что, честно говоря, потрясающая случайность, поскольку медведи обычно не живут рядом с крокодилами, он увидел открытую крокодилью пасть.

Крокодилов медведь никогда не видел и ничего о них не знал, поскольку книги он не читал, однако в людские жилища заглядывал… Увидев пасть крокодила, медведь воспринял ее унитазом, он видел, как люди на нем сидят, перед тем как захлопнуть дверь перед его носом.

Медведь, недолго думая, решил справить большую нужду, как человек, и присел на воображаемый унитаз. В этот момент крокодил почувствовал, что пора обедать. Он с присущей ему молниеносной реакцией захлопнул челюсти и откусил медведю мягкое место настолько, что медведь на всю оставшуюся жизнь зарекся поступать так, как поступают люди.

– А как поступают люди? – спросит читатель.

Они порой по одному-единственному признаку, часто несущественному, или по нескольким несущественным признакам судят в целом о предмете, о явлении, о человеке, о стране, что является в корне ошибочным и приводит к тому, что можно лишиться чего-то существенного для себя, как тот медведь.