Андрей Дробот - Двенадцать месяцев восхождения

Мораль притчи содержится в последнем абзаце, и дополнительно можно пожелать: изучайте предметы, явления, человека, страны глубже, находите их главную суть и не судите поспешно.

О миражах прошлой красоты

Жила-была дюймовочка, только она ела много и неумеренно, мало двигалась, поэтому через короткое время располнела и превратилась в жирного крота. Однако мнение о себе, как о хрупкой, сексуальной и привлекательной у нее осталось.

Располневшая дюймовочка по-прежнему рядилась в обтягивающие одежды и кокетничала с эльфами, надеясь вызвать в них ответное чувство, но получала, в отличие от сказочного финала, отказы… В итоге пришлось ей искать партнера среди тех самых кротов, одному из которых она когда-то отказала во взаимности.

Мораль состоит в том, что надо критически и умно относиться к себе, чтобы не ухудшать свое положение и перспективы и не попадать в смешные ситуации.

О прозревшем слепом

Как-то один слепой собрал вокруг себя неплохую компанию и пошел с нею, как говорится, куда глаза глядят, но поскольку слепой был все-таки слеп, то пошел он вслед за поводырем. Путь был интересный и занимательный. Наш слепой не скучал, но время шло, слепой вначале повзрослел, потом стал еще старше. Однако, как каждый человек, слепой не был забыт Богом, и как-то произошло чудо: слепой прозрел.

Бывший слепой осмотрелся. Компания, которая ему сослепу казалась неплохой, оказалась со значительными изъянами, местность, куда зашел слепой, оказалась крайне неприятной, а положение дел у бывшего теперь слепого, выглядевшее до прозрения вполне блестящим, оказалось невзрачным.

Сильно расстроился этим обстоятельствам бывший слепой и захотел расстаться с изъянной компанией, покинуть неприятную местность и все силы употребить на то, чтобы выправить дела свои. Но, поразмыслив, бывший слепой понял, что ему предстоит остаться в одиночестве, возможно на время, а возможно навсегда, подсчитал, во что ему обойдется путешествие из неприятных мест в приятные, оценил другие свои возможности…

Обобщив свои размышления, бывший слепой решил, что лучше продолжать изображать слепого, чтобы компания его не бросила, поскольку изменить свою жизнь к лучшему он вряд ли сможет.

Мораль содержится в пожелании, чтобы Господь Бог, если мы в какой-то момент жизни являемся слепыми, давал прозрение как можно раньше, чтобы можно было успеть изменить жизнь.

Об отделяющем беспокойстве

По полям гуляло разношерстное стадо, которое охранял и перегонял с места на место пастух. Действовал он не из слепой любви к стаду, а из соображений собственной выгоды. В его задачи входило вырастить каждую шкуру до нужного возраста, чтобы… тут мы ставим многоточие, потому что использование членов стада часто и для них самих тайна, как говорится, за семью печатями.

Но завелась в этом стаде строптивая овца, которая принялась кусать и лягать соседних, более жирных овец, да так, что у тех портилось настроение, накатывала серым комом печаль и кое-где облазила шерсть, то есть портилась шкура, которая для пастуха имела значение.

Пастух некоторое время наблюдал за строптивой овцой, думая, что та скоро успокоится и стадо в том месте, где овца вела угнетающую деятельность, умиротворится – и все пойдет, как раньше. Но нет. Строптивая овца не успокаивалась. Тогда пастух отделил строптивую овцу от стада и до срока направил на использование, о котором мы опять умолчим, потому что шашлык из строптивой овцы получился на славу и пастух просил не привлекать к нему внимания…

Мораль состоит в том, что если сильно беспокоить общество, то вас могут отделить от него надолго.

О реальности и приукрашивании

Жили-были реальность и искусство, были они в больших друзьях, но вечно при встречах спорили, и все на одну и ту же тему: о склонности искусства так расписывать реальность, что реальность сама себя не узнавала. Прихорашивающимся женщинам такая ситуация особенно знакома.

– Зачем ты искажаешь меня, зачем ты приукрашиваешь, кроишь меня по своему разумению? – сердито спрашивала реальность у искусства.

– Что же мне делать, реальность? В тебе есть такие стороны, которые никто знать не хочет. Всем нужна красота, надежда, интрига… и высокие суждения. Вот я и подстраиваюсь. Иначе кому я буду нужна? Кто ко мне потянется? – раскрыло карты искусство.

– Но в твоих произведениях, искусство, кроме приукрашивания, есть много прямого обмана, а еще ты слишком часто передергиваешь: выпячиваешь, преувеличиваешь одни мои стороны, но совершенно игнорируешь другие, – продолжило обвинения реальность.

– Вся жизнь – обман, и он иногда лучше, чем твоя правда. Если показывать честно все твои стороны, многие и жить-то не захотят, а со мною они на что-то надеются, радуются, влюбляются, рожают детей, создают новое, – ответило искусство. – Представь, что будет, если детям с рождения внушать, что любое их дело и занятие, как и они сами, – все обратится в тлен, пыль, грязь. Думаю, мало кто пошел бы с оптимизмом по жизни, а это как раз и надо, чтобы жить, а не превращать жизнь с самого детства в похоронную процессию, чем, правда, она на самом деле и является.

– Ты же соглашаешься со мной, искусство, но все равно врешь! – вспыхнула реальность.

– Да обманываю, но во спасение человечества и из благих побуждений, – согласилось искусство.

– Но ты хоть тут не обманывай, – попросила реальность. – Ты очень даже искусно лжешь для спасения и обогащения личного…

Спор между искусством и реальностью мог бы продолжаться бесконечно, но для вывода морали остальное не важно.

Мораль состоит в том, что искусство настолько заполонило жизнь человеческую, преобразовавшись и в искусство обмана, и в искусство спора, и в прочие виды искусств общения, что реальность и разглядеть-то невозможно.

О привычке

Жил-был производственный пресс. Он давил, выдавливал, штамповал – выполнял тяжелую силовую работу по обработке деталей давлением. Мог из простого металлического листа сделать тазик, мог выдавить узоры и пробить отверстия. Он настолько свыкся с этой своей ипостасью, что по-другому и не умел подходить к предметам и ситуациям. Давить при общении стало его кредо. Поэтому, когда под него подложили упаковку куриных яиц, пресс раздавил их… и за это нельзя его осуждать. Так он устроен.

Мораль состоит в том, что от человека, привыкшего к жестким действиям, сложно ожидать нежности и корректности, даже в ситуациях, этого требующих.

Об умной глупости

Как-то одна откровенная глупость подошла к высокому уму и сказала:

– Здравствуй, брат!

– Здравствуй, – вежливо ответил высокий ум. – Но какой я тебе брат? Между нами мало общего.