Валерий Юабов - Долгая дорога

До сих пор для меня загадка: почему именно там решили обучать английскому языку бедных, затурканных, растерянных, погруженных в нелегкие заботы еврейских иммигрантов? Может, чтобы намекнуть им, сколько радостей их ждет в Америке? Ведь в те времена название «Сорок вторая» расшифровывалось однозначно: «улица сексуальных развлечений». По 42-й, начиная с Шестой Авеню и чуть ли не до Девятой, располагались клубы стриптиза, заведения, где через окошечко показывали зрителям, сидящим в кабинках, натуральные сеансы любви (pip-show), киношки, где крутили только порнофильмы, магазинчики и киоски, продающие порнографические книжонки и картинки, наркотики, оружие, приспособления для изощренных способов секса… Разве только публичных домов не имелось на 42-й – запрещены были. Но проституток и без них хватало. Они стояли и бродили, кучками и поодиночке, тоненькие и толстухи, хорошенькие и уродливые, все с ярким макияжем, шныряли среди людского моря стайками хищных рыбок и куда-то скрывались, подхватив добычу…

Поездки на 42-ю имели для меня особую прелесть. Атмосфера секса, которая, как густой туман, окутывала улицу, возбуждала, дразнила, вызывала острое любопытство. Признаюсь в этом без всякого стыда. Я голову даю на отсечение, что любой из советских иммигрантов мужского пола, кроме, разве что дряхлых стариков, хоть раз побывал на 42-й и воспользовался каким-нибудь из её соблазнов!

Кинотеатрик, к которому мы с Викторино держим путь, обходится без порнофильмов, здесь показывают только фильмы о каратэ. Сегодня, в воскресенье, на 42-й толчея. Это не будничный поток усталых служащих, спешащих после работы по домам. Это зеваки, искатели развлечений и острых ощущений. Никуда они не торопятся. Их привлекают яркие витрины магазинчиков, заманчивые рекламы. Есть рекламы электрические: контуры голенькой девицы, то красные, то зеленые, вспыхивают и гаснут над входом в заведение. Есть ходячие: на груди и на спине у зазывалы – большие яркие плакаты. Чуть ли не у каждых дверей вам бесцеремонно навязывают рекламы. Ко мне в руки уже попало несколько: обнаженные девицы в эротических позах, рядом – перечисление предстоящих блаженств.

Мне кажется, что к нам с Викторино зазывалы кидаются особенно часто и что виноват в этом мой друг. Уж больно странно и вызывающе он сегодня оделся: шелковая, очень яркая «гавайка», шляпа с широкими полями типа сомбреро. И в придачу темные очки…

– Чего вырядился? – спросил я, когда мы повстречались возле дома. – Ты кто – мексиканец? Мафиози?

Мой друг хихикнул:

– I am a cool dude…

Мне стало ужасно смешно. Я уже знал, конечно, что словечко cool в современном английском означает примерно то же, что в русском «клёвый». Но мне казалось, что дословный перевод этого cool dude – «Я беззастенчивый (нахальный) пижон» больше подходит к ярко разодетому Викторино. У него даже походка изменилась: он повиливал задом, припадал то на одну, то на другую ногу, подёргивал плечами. Развеселившись, я стал подражать другу, но не очень-то получалось. К тому же меня то и дело оттирали от Викторино: народу на 42-й всё прибывало. И как-то всё заметнее становилось, сколько здесь всякой шпаны. Там бомж спит возле лавчонки, а рядом с ним бутылка в жёлтом бумажном пакетике. Тут проститутки хохочут громко и визгливо. Здесь стоят, покуривая, парни подозрительного вида, и ветер разносит по улице дымок с запашком: наркотик…

Пробираясь в толпе, я отстал и только догнал Викторино, как парень, идущий навстречу, сильно толкнул его плечом. Тут разыгралась сценка, которую мне до конца жизни не забыть…

Виктор шагнул было дальше, но задира окликнул его. Виктор небрежно повернул голову, не снимая темных очков, чего, мол, тебе надо? Мы оба остановились, парень оказался между нами. Ох, как он мне не нравился! Смуглый, невысокий, но мощные бицепсы выпирают из-под тонкой рубашки. С таким лучше дела не иметь… А парень махнул рукой, и не успели мы опомниться, как оказались в тесном кругу. Шестеро здоровенных обалдуев оттеснили нас к стене.

– Ты кто такой? – резко спросил незнакомец. А я в душе ругнул своего друга: «дурак, разрядился, как попугай, вот тебе и cool, вот и влипли»…

Но Виктор, сняв очки, подвесил их на рубашку, чуть усмехнулся и очень спокойно сказал:

– Вопросы буду задавать я… Кто тытакой, а?

Я похолодел. Зачем он нарывается? Надо бы мирно, мирно… Один из парней уже держит кастет, другой опустил руку за пазуху… Да они все с оружием! Что делать? Может, крикнуть, ведь вокруг полно народа… Но все идут мимо с такими безразличными лицами, никто, наверно, не откликнется… Нам будет ещё хуже…

– Я – Джоржио… Здесь моя территория. Ты что, не знаешь?

К моему удивлению, задира ответил более мягко, чем начал.

– Вот как? Ну и дела! Почему же я о тебе ничего не слышал? – Виктор обернулся ко мне. – Вал, что я тебе говорил, а? Чёртов Нунзио, это всё его тайны и секреты… Ну, погоди, сегодня вечером разберёмся.

– Что за Нунзио? Какие секреты? – Нервно спросил Джорджио. Ясно было, что он «проглотил крючок», растерян, и теперь не знает, как поступать с нами. Его приятели удивлённо переглядывались.

Виктор откинул голову назад и расхохотался так, что чуть сомбреро не свалилось.

– Шутишь? Не знаешь, кто теперь у нас с тобой босс на Сорок второй?.. Ну, да ладно, шути! Что же, Джорджио, будем считать, что мы знакомы.

От такой наглости я просто весь сжался: «ох, вот уж сейчас точно ударит!» Но я опять ошибся: Джорджио уже попал под обаяние «Трепача с Юга». Уже поверил ему.

– А тебя-то как зовут? – спросил он.

– Викторино, – приветливо ответил The Mouth of the South, наконец-то сказав правду. – Если хочешь, приходи к восьми на угол Шестой, познакомлю тебя с Нунзио, окей?

Он снова напялил свои очки, поднял руку, изобразив пальцами букву V.

– Адиос, амигос! – И прошел через расступившийся круг, ни разу не оглянувшись.

Это прощание по-испански было, так сказать, последним мазком гениального художника на законченной картине. Я был потрясен. Я наконец-то оценил своего друга по достоинству.

После этого приключения фильм о каратэ доставил нам особое наслаждение. Что поделать, бойцом я стать не сумел, но радость победы ощущал так же сильно, как Виктор. А может, больше? Мне ведь было страшнее…

С этого дня мы и стали ходить на фильмы о каратистах и вскоре превратились в болельщиков. Но эта роль всё же была пассивной, она не могла удовлетворить нас. И мы разыскали школу на Квинс Бульваре…

Первое занятие подошло к концу. Мы выстроились в линейку. Теперь оставалось только поклониться сенсею – знак уважения и благодарности. Но сенсей почему-то медлил с прощаньем. Он стоял, внимательно глядя на нас своими тигриными глазами из-под рыжих бровей. А вид у нас был… За полтора часа все мы вымотались, дышали тяжело, да и стояли-то уже с трудом. Я, например, просто не выдержал, согнулся, упёрся руками в колени.